Оренбуржцы стали лауреатами сайта "Российский писатель" за публикации 2017 года.
Иван Ерпылёв, поэт, член Союза писателей России, был отмечен в номинации "Новое имя" за публикацию подборки стихотворений.
Михаил Кильдяшов, председатель Оренбургской региональной писательской организации Союза писателей России, победил в номинации "Лидер" за последовательность и принципиальность.
При определении лауреатов было рассмотрено свыше тысячи двухсот текстов, опубликованных на сайте "РП" в 2017г.
Поздравляем с наградой!
М.А. Кильдяшов, председатель Оренбургского отделения Изборского клуба, председатель Оренбургской региональной писательской организации Союза писателей России, в составе делегации Изборского клуба совершил рабочую поездку в Югру.
В Ханты-Мансийске состоялось открытие регионального отделения Изборского клуба, прошли встречи с митрополитом Ханты-Мансийским и Сургутским Павлом, творческой интеллигенцией, общественными деятелями региона.
В селе Дарьинском Зеленовского района Западно-Казахстанской области Республики Казахстан, в Мемориальном музее М.А. Шолохова 25 декабря 2017 года состоялось вручение премий XII Международного литературного конкурса имени писателя Николая Фёдоровича Корсунова.
Учредителями конкурса являются акимат Зелёновского района и мемориальный музей М.А.Шолохова села Дарьинского Западно-Казахстанской области.
На мероприятии присутствовали аким Зелёновского района Западно-Казахстанской области Асхат Берлешевич Шахаров, вице-консул Генерального консульства Российской Федерации в г. Уральске Владимир Борисович Волков, представители казачества, краеведы, литераторы, члены и руководители творческих и общественных организаций Уральска.
По давней традиции, в мероприятии принимали участие гости из Оренбурга – председатель Оренбургской региональной писательской организации Михаил Кильдяшов, член Союза писателей России Иван Ерпылёв, внук Н.Ф. Корсунова Роман Корсунов. К ним присоединился уралец, член Союз писателей России Александр Ялфимов.
В числе лауреатов премии в детской номинации – оренбуржцы Вера Бархатова и Фёдор Бархатов, ученики Алмалинской СОШ Тюльганского района.
Оренбургская региональная писательская организация Союза писателей России сердечно благодарит за гостеприимство и сохранение памяти Н.Ф. Корсунова акима Зелёновского района Западно-Казахстанской области Асхата Берлешевича Шахарова, директора Мемориального музея М.А. Шолохова Ольгу Андреевну Чеканову, всех неравнодушных к творчеству и личности нашего земляка уральцев.
Николай Фёдорович Корсунов (1927 – 2009) – прозаик, драматург, заслуженный работник культуры РФ. Ветеран Великой Отечественной войны. С 1999 года был секретарем Союза писателей России, четверть века возглавлял Уральскую межобластную писательскую организацию, более десяти лет – Оренбургскую писательскую организацию Союза писателей России. Автор романов «Где вязель сплелась», «Без свидетелей», «Высшая мера», «Лобное место».
>> > > >>
СНЫ ИЗ БУДУЩЕГО И НАСТОЯЩЕГОПредваряя подборку стихотворений молодого оренбуржца Ивана Ерпылёва, хотел бы привести несколько строк из моей рекомендации этому талантливому поэту в союз писателей России: «Стихи Ивана Ерпылёва до его дебютной книги выходили во многих оренбургских периодических изданиях, в коллективных сборниках. Его острые, очень современные стихи, отражающие новый взгляд на злободневные проблемы, вошли в одну из самых читаемых на сегодняшний день составленную мной антологию «И мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово!..». Я рад, что на карте не только Оренбургской области, но и всей России, появился сильный, яркий, умный голос действительно молодого поэта, и верю в его литературное будущее. Считаю, что именно таких ребят, идущих нам на смену, мы должны горячо и независтливо приветствовать». И я рад, что И. Ерпылёв за эти годы подтвердил своим творчеством и смелой гражданской позицией, верностью своим учителям и традициям русской литературы, что именно такие люди являются сегодня и в будущем будут надёжной опорой нашему союзу писателей. Он блестяще образован, благодаря своему поэтическому учителю Геннадию Хомутову прекрасно знает современную и классическую русскую и мировую литературу, а своё юридическое образование без оглядки на властей предержащих, на чиновников от культуры и вопли недругов достойно применяет для отстаивания справедливости и защиты высокого звания русского писателя в атмосфере нарастающего бескультурья и агрессивной серости. Есть символическая закономерность, что в сегодняшний мир, растерянный и потерянный от продажной политики, от бесполой серости маскультуры, от бесстыдной гламурности, от куршевельского цинизма олигархов, от унизительной бедности, - приходит, наконец, сильный свежий голос молодого поэта, обладающего не только ярким метафорическим мышлением, но и логикой аналитика, бесстрашием взгляда на удручающую современность. Своим явлением двадцатитрёхлетний поэт из Оренбурга Иван Ерпылёв кажется напрочь опровергает старую некрасовскую формулу о том, что - В столицах шум, гремят витии, Именно «во глубине России», «вдали от всех Парнасов», от тусовочной суеты раздутых до размеров слона новых кумиров и лукавомудрых «болотных» вождей, из «вековой тишины» возникает сегодня мощная русская, взрывная интеллектуальная и творческая энергия. Разрядами такой энергии буквально пронизана поэтическая книга «Дети полынного века» Ивана Ерпылёва, который с помощью экспрессивной образности и жёсткой современной лексики по-маяковски безжалостно и размашисто рисует бесчеловечный, обезумевший мир двадцать первого века, в котором, как на войне всех против всех, оказалось вступающее в жизнь поколение нынешних молодых: Ты тоже попал В середине прошлого века поэт Евгений Винокуров писал о лице человеческом, беспокоясь, чтобы оно не стало похожим на другие лица – как похожи между собой слипшиеся икринки. Теперь новый исторический этап... И его метко ухватил Иван Ерпылёв. Юрист по образованию, он, словно улику для последнего Страшного суда, шаг за шагом открывает беспощадную метафору времени: в неё вошли и новые электронные технологии, и распад нравственности, и глобализация, и падение личности как таковой – в политике, в искусстве, во всех видах деятельности. Это в сущности метафора расчеловечения... Винокуров предупреждал об опасности потери индивидуальности, лица, Ерпылёв трагически ощущает глобальную потерю элементарной человечности. Но и к своему поколению он не менее безжалостен: Красиво жить не запретишь. Эти стихи полезно было бы внимательно прочитать социологам, политикам, психологам... Перед нами, в сущности, не публицистика, которая обязана по природе своей обличать, - тут своего рода философская лирика, лирическая исповедь... От которой становится не по себе, поскольку в ней самым очевидным образом просматривается вектор будущего, где нам уже не будет места, но где вынуждены будут жить наши дети и внуки. То есть, мы видим, в какой тупик, в какую пустоту проваливается человечество... Сквозь сахар глянцевых обложек Формально Иван Ерпылёв пишет нерифмованным стихом – верлибром, порою органично переходящим в ритмизованные белые стихи. Но именно эта свободная форма даёт простор для его сложных, многоплановых, семантически нагруженных метафор. В арсенале художественных средств молодого поэта и трогательная ирония: «Это почти что член семьи, Всеобщий любимец. Бабушки заботливо заворачивают его в полиэтиленовый пакет — чтобы не простудился...» («Ода пульту»); и ёмкий, в шекспировской традиции, афоризм: «Лукавы стали деятели зла, коль мзду берут за то, чтоб зло умножить» («Мавзолеи»); и тонкие пейзажные зарисовки: «Как свиристель, угрюмая ворона, Рябины кисть померзшую клевала И еле-еле лапами держалась. Под тяжестью хоть небольшой, но птицы, Шёл снегопад локального масштаба, Укутывая зябнущие корни» («Как свиристель, угрюмая ворона»); и футуристические образы мира: «Мне приснилось, будто город умер. Сорняки раздвинули бордюры. Жалобно бормочет ржавый флюгер, встали стрелки. В городе всегда будет без пятнадцати четыре» («Сны из будущего»). Из того же ряда стихи «Килька в томатном соусе», фантасмагоричностью своей напоминающие «Столбцы» раннего Заболоцкого: Но из этой фантасмагоричности, как в окуляре телескопа с тысячекратным приближением, проступает лицо неотвратимой реальности. Кажется, метафоры Ивана Ерпылёва знают такое, что нам ещё не открыто, заглядывают за такие пределы, которые ведомы только поэтам и пророкам. Печально, но хочется читать дальше, чтобы узнать, что же будет на следующей странице цивилизации, в следующем абзаце Апокалипсиса... Геннадий КРАСНИКОВ |
||
ПОКОЛЕНИЯ КАПУЧИНО БОЛЬШОГО ГОРОДА КИЛЬКА В ТОМАТНОМ СОУСЕ БОЛОТНАЯ СОВЕСТЬ СНЫ ИЗ БУДУЩЕГО АЛИСА В СТРАНЕ ЧУДЕС * * * * * * БАЛЛАДА О ВЫБОРЕ ФЕМИДА Мы учёный народ, не то, что какие-то скифы. Пришиты карманы к изнанке судейских мантий. Истец кричит так, что еле терпит бумага: «Рассуди мя по правде!» – срывается слабый голос. Несытое брюхо к законному иску глухо.
|
ОТКОС Если Иммануила упечь в Соловки, Если сменяем по сходной цене Стоп-кран не срывается. Скоро Брест. СНЫ ИСЛАНДИИ 2. 3. Если любит Джека Стив – Бородатый пионер – Из пакетика студент ПИСЬМО ПОИСКИ А на всех столбах – фоторобот мой. Если в раковине шумит прибой, И пока ты вглядывалась в глаза, Что нелёгкое дело – меня искать: Все другие – всего лишь сладкая ложь, ЛЕДЯНАЯ ПРИНЦЕССА На дне опустевших бокалов – сухой остаток – солёный лёд. Моя маленькая принцесса, в ледяной, первоклассной броне Под твоей неуклюжей мантией лёд сжигает живую плоть, Ты поверила мне, что лазурью изукрашены небеса, НОЧЬ Мы пока не знаем о рассвете. Нет у нас ни колеса, ни Книги, В эту ночь в пещере будет жарко, И тогда – пьянящая, нагая, |
Михаил Кильдяшов
Война дворцам
герой батального цикла Проханова — солдат Империи в буквальном смысле
Время — лабиринт. Охотник за временем подобен Тесею посреди Кносского дворца. Путеводная нить запуталась, истончилась, вот-вот порвётся. Где-то, в глубине поворотов и тупиков, томится в ожидании схватки неведомый противник — то ли зверь, то ли человек. А может быть, бестелесный Вселенский ужас, врожденный страх, с детства мучивший охотника, грозивший гибелью или помешательством. Охотник отгонял от себя этот страх, запирал его в глубине сознания, отсрочивал встречу с ним, заматывал в кокон прожитых лет, окутывал счастливыми воспоминаниями.
Но коварное время заманило охотника в бесконечную гонку. Он думал, что тянет путеводную нить, а сам разматывал кокон. Время же с каждым рывком снимало с жизни охотника защитные оболочки, как лепестки бутона, осыпало года. Вот опала присяга и первые военные гарнизоны, следом — университетская аудитория и формула одоления энтропии, выведенная на доске преподавателем. Унесло лепесток первой любви и чудесных свиданий, когда и краски были ярче, и песни сладкозвучнее, и звёзды ближе. Вот растворилось утро блаженного детства, где каждый миг бесконечен, где нет ещё гонки за временем. И вот последним лепестком промелькнул светлый лик бабушки, чьё доброе слово, чей ласковый взгляд были щитом над сердцем. Охотник рванулся за лепестком, попытался ухватить его, но тот улетел, оставив в сжатом кулаке лишь пустоту.
Виток за витком, лепесток за лепестком ужас обнажился. Теперь охотник беззащитен. Еще один поворот лабиринта — и встреча с потаённым страхом неминуема. Вот-вот охотник примет свою судьбу, как удар Минотавра.
Но за последним поворотом лабиринта — выход. Охотник выбрался на свободу из ловушки, по которой так долго блуждал. Впервые увидел дворец снаружи — прекрасный, таинственный, но чужеродный, овеянный красным, будто кровавым, прахом земли.
Дворец возник то ли видением из давнего сна, то ли рассказом очарованного странника, то ли библейским пророчеством, прозвучавшим в одной из книг Ветхого Завета. Дворец хранил это пророчество, облик дворца был словом, зашифрованным в камне. Охотник вышел на свет, чтобы разгадать и произнести слово. Уста чуть слышно изрекли "ВОЙНА".
Война — эпицентр творчества Александра Проханова. Она, так или иначе, присутствует во всех романах, во всех периодах творчества писателя. Уже первая книга "Иду в путь мой" вобрала в себя войну как отцовское воспоминание, как предание, как былину, когда в настоящем отозвалось долгое эхо Гражданской и Великой Отечественной войны. Война в литературных сюжетах разворачивалась как тонкая игра разведок, вспыхивала революционным пожаром на всех континентах в цикле о Белосельцеве. Война была столкновением идей, борьбой за Державу, её воскрешение в Босхианском цикле и в цикле о Пятой империи.
Но отдельной синусоидой в творчестве Проханова выстроились романы и рассказы, которые можно назвать "батальными". Автор не создавал их последовательно, один за другим. Книги этого цикла вспыхивали сигнальной ракетой, детонировали фугасом, порой — с перерывами в несколько лет. Батальные романы и рассказы рождались по мере того, как в разных частях света, на Родине или на подступах к ней, раздавался топот "коня блед". Этот конь приносил войну "из-за речки", поджигал Северный Кавказ. Этот конь убивал города на Ближнем Востоке, взрывал пассажирские самолёты над ветхозаветной пустыней.
В батальном цикле война представлена во всей наготе — как изнурительная работа, как приказ и его выполнение, как не разведывательная, а боевая операция. Здесь в основе сюжета всегда лежит конкретная задача, вокруг которой сплетаются события и судьбы.
Нагая война обнажает человека: совлекает с него звания и должности, обнуляет опыт, разрушает убеждения, развеивает сомнения. Война — зеркало, в котором человек видит свою подлинную сущность и прозревает сущности других. Потому любая боевая операция в итоге приводит к откровениям и прозрениям, физика войны перерастает в метафизику жизни и смерти, в их прямое столкновение.
Герой батального цикла — солдат Империи в буквальном смысле. Тот, кто всеми силами не даёт ей свернуться в свиток. Солдат ставит на край этого свитка свой сапог и не отступает до последнего, будто под его пятой — мина, после взрыва которой Империя будет растерзана.
Таков герой романа "Дворец" — комбат спецназа Калмыков. Его прошлое остаётся читателю неведомо. Оно лишь приоткрывается в туманных видениях детства, в отрывочных воспоминаниях о юности, в грёзах первой любви, в образах мамы и бабушки. Действие романа сосредоточено на настоящем Калмыкова, будто все знания, все энергии, все умения, добытые из прожитых лет, были ради одного ключевого события, были приууготовлением к чему-то самому важному и ответственному. Будто все нити прошлого завязывались в ещё неведомый узел будущего.
Но при этом, подобно Белосельцеву, Политологу или Виртуозу, Калмыков ощущает "двухслойность бытия": "Он проживал две отдельные жизни, две несопоставимые судьбы. Одна — военная, явная, грозная фатальная сила, двигающая государствами, армиями, толкала его в угрюмое неизбежное будущее. Другая — неясная, касавшаяся его одного, из тончайших невнятных энергий, из прозрений, предчувствий, бессловесных ночных молитв, вымаливающих недостижимое счастье". В какой-то момент времени жизнь расщепилась на две ветви, две линии, две дороги — и Калмыков пошел по той, где суждено беспрекословно выполнять военные приказы, где нужно быть готовым посягнуть на чужую жизнь и отдать свою. Но параллельно продолжается иная линия, иной сценарий, где нет построений, боевых задач и рапортов, где живы мама и бабушка, где дни проходят в постижении русских поэтов и художников, где с ней, единственной, создана счастливая семья.
И кажется, что можно перескочить на эту параллельную тропу, как на соседнюю ветку железной дороги, уйти от той страшной судьбы, что уготована себе и Родине. Судьбы, что всё чаще звучит в жутких пророчествах: "Будет война, и нас спалят и разрушат. И мор, когда все умрут от голода и от страшных болезней. И другая напасть, когда все перессорятся, возненавидят друг друга, ополчатся один на другого. Что-то ужасное ходит рядом, заглядывает в каждый дом, высматривает себе добычу".
Время подвело реальную жизнь Калмыкова к той черте, у которой на востоке Советского Союза "истончилась граница". Мембрана страны в любой момент может прорваться, не сдержать инородные тела. Политическая пружина разжалась, и военное командование отдало судьбоносный приказ. Батальон спецназа Калмыкова должен десантироваться на авиабазе в Баграме и, добравшись до Кабула, усилить охрану Дворца нового афганского правителя Амина.
О русская земля! Ты уже за рекой! Страна, пережившая за десятилетие несколько госпереворотов, когда каждый новый правитель устранял вчерашних союзников, жестоко пытал противников — эта земля настороженно принимает советского солдата, распознает в нем, переодетом в местную военную форму, чужака, как матерый зверь готовится к броску.
Калмыков старается заговорить чужую землю, умоляет её остаться милостивой, не обращать доброе слово дружбы двух народов в плач и скрежет зубовный: "Калмыков испытывал к ней влечение и одновременно боязнь, любопытство и отчуждение, как к могучему существу, которое или примет его дружелюбно, примирится с его появлением, или отторгнет, погубит, превратит в горстку костяной муки, смешает с камнями и пылью. Упрашивая, заговаривая, как большую собаку, Калмыков гладил шершавую, в мелких травинках, почву". Калмыков чувствует, что где-то здесь сокрыта последняя печать Апокалипсиса.
Этой печатью, этой последней пломбой бытия оказался Дворец Амина, с детства являвшийся Калмыкову миражом, невнятной фантазией и теперь представший в действительности: "Дворец сиял золотыми окнами, распуская в холодную тьму зарево света. Казалось, парит, не касаясь земли, упираясь в гору столбами огня. Опустился из неведомых запредельных высот. Вот-вот оттолкнётся и взмоет. Уйдёт, исчезнет, превращаясь в малую искру". К Дворцу, как река к морю, текло время. Он заворожил своей красотой не одного чужеземца. Вся прошлая жизнь Калмыкова стремилась к этому чуду. Текучее время из дней, месяцев и лет советского офицера, застыло в камне, в творении восточного зодчего. Время стало пространством в несколько этажей, с удивительными интерьерами, с драгоценными камнями и золотом. Этот афганский исполин был воплощением гармонии — и если потревожить его, во всём мироздании нарушится равновесие.
Через несколько дней Калмыкову открывают подлинную цель пребывания батальона на страже Дворца. По данным разведки, Амин затеял двойную игру: принятый в Кремле, вступил в сговор с американцами, готов пойти на окончательное уничтожение союзников по партии, изменить политический курс. Потому в стране необходимо поддержать новый переворот, закрепить у власти истинных союзников советской державы, уплотнить её восточную границу. А для этого, в первую очередь, нужно устранить Амина.
Калмыкову приказано разработать операцию по штурму Дворца, подавлению гвардейцев и ликвидации Амина. В час Х батальон спецназа, поделённый на группы, приступает к выполнению задания. На одоление Дворца — мифического великана — брошены десятки людей. Дворец отключают от электричества — и великан слепнет, словно ему выкалывают глаза. Крушат стены Дворца, словно отсекают руки и ноги, ломают ребра великана. Штурмуют этажи, разрушают гармонию залов, спален и кабинетов, населяют их хаосом, словно вскрывают утробу гиганта, вырывают из него внутренности.
Великан изо всех сил сопротивляется. Теперь он подобен молоху, который заглатывает жизни, перемалывает их, как зёрна, брошенные меж мельничных жерновов. Нужно как можно скорее нанести удар в сердце великана. Оно бьётся в одной из дальних комнат, осознавая неотвратимость смерти. И вот удар нанесён. Амин устранён. Сердце Дворца остановлено.
Приказ выполнен. Операция проведена успешно. Но из осаждённого и покинутого Дворца сочится незримый тлетворный дух, доносятся невнятные стоны, слышны взрывы и выстрелы — в мир с Востока запущена война. Теперь кровавый след из афганского Дворца протянется к родному порогу. Сбудутся слова древнего пророка: "Смотрю на землю, и вот, она разорена и пуста, — на небеса, и нет на них света". Та война, что названа "локальной" на самом деле окажется войной Вселенской — войной жизни и смерти.
Адовы врата отворились, и теперь изуродованный Дворец будет зиять всё новыми и новыми "дырами в мироздании", станет принимать самые разные обличия: четвёртый блок атомной станции в Чернобыле, Дом Советов в Москве осенью 1993 года, Президентский дворец в Грозном накануне чёрного Нового года.
Но дыру в мироздании можно залатать, если уверовать в то, что смерти нет, а есть медленное удаление жизни в небесную лазурь. Если сбросить бремя времени, как часы, браслет которых в бою перебила пуля. Если уповать на то, что у Бога все живы.
Чудесный дворец "последним видением Вселенной" оторвется от грешной земли, соберёт утомленные войной души в небесную ладью. В белых одеждах русский спецназовец и афганский гвардеец вновь встретятся посреди золотых покоев. На одежды брызнут алые капли: афганец протянет шурави дольку разрезанного граната…