<>

СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ

Оренбургская писательская организация

10 февраля 2018 года исполнилось 50 лет замечательной поэтессе, члену Союза писателей России Алле Васильевне Кирилловой!

Алла Васильевна родилась в городе Бугуруслане Оренбургской области, окончила среднюю школу, затем ОГМИ. Кандидат медицинских наук. Печаталась в газетах "Консилиум", "Бугурусланская правда", "Вечерний Оренбург", "Южный Урал", "Оренбуржье", "Оренбургская Сударыня", альманахах "Гостиный Двор", в сборниках "И с песней молодость вернется", "Они прилетят!"., "Друзья, прекрасен наш союз!" Автор нескольких книг стихотворений. Составитель выпуска коллективного сборника женской поэзии "Любви мимолетное чудо". 

Правление Оренбургской региональной писательской организации Союза писателей России сердечно поздравляет Аллу Васильевну с Днём рождения! Крепкого Вам здоровья, успехов в работе, в творчестве, счастья и новых открытий!

Картинки по запросу алла кириллова поэтесса оренбург

Михаил Кильдяшов

Безумный сон, распятый на кресте

о новом романе Александра Проханова "Цифра", который будет опубликован в Издательстве АСТ

Время — цифра. Неведомая сила вторгается в древние летописи и современные календари, неудержимый вихрь вырывает из них даты, закручивает в воронке, перемешивает. Необъяснимые сейсмические толчки сбрасывают цифры с циферблатов, стряхивают с электронных табло. Цифры притягиваются мощнейшим магнитом в самом центре бытия, и в этой гравитации день меняется с ночью. Время ускоряется, не выдерживает перегрузок, хвостом кометы выбрасывает в пространство раскалённые цифры, и там, где они остывают затвердевшей магмой, жизнь меняет свою природу, обретает иной язык, открывает порталы, создаёт гиперссылки для мгновенных перемещений.

Охотник за временем внимательно следит за полётом цифровой кометы, пытается предугадать, с каким небесным телом она столкнётся во Вселенной, что сметёт со своего пути и где возникнет зияющая пустота. Охотник за временем отрывает от земли, как коросту, застывшую магму кометы, надламывает, как печати Апокалипсиса. Под одной из застывших цифр обнаруживает манускрипт, где святые Кирилл и Мефодий даровали славянам алфавит. Только вместо привычных "аз", "буки", "веди" с древней рукописи считываются лишь цифры: цифирь вытеснила буквы, вытеснила звуки речи, вытеснила смыслы, оставив только количество и порядковые номера.

Под другой цифровой пломбой охотник нашёл "Словарь живого великорусского языка", слова которого лексикограф, готовый "полезть на нож за правду, за отечество, за русское слово, язык", намывал как крупицы золота. Но из книги пахнуло не жизнью, а тленом. Вместо сладкозвучных слов всех русских губерний, вместо "Вселенной в алфавитном порядке" со страниц словаря расползлись червями, разбежались жуками цифры, обращая гармонию в хаос.

Под следующей печатью оказался том русской поэзии. Но в знакомых строках охотник за временем увидел ужасающую правку: "цифрой жги сердца людей", "солнце останавливали цифрой, цифрой разрушали города", "и мы сохраним тебя… великая русская цифра".

В недоумении и отчаянии, в последней надежде охотник обратился к Книге, что столетиями несла спасительный смысл, отыскал заветный стих о начале начал — и не поверил своим глазам: "В начале была ЦИФРА".

Мир перевернулся, будто в нём произошёл атомный взрыв, сместились границы живого и неживого, поменяли свои свойства химические элементы. Казалось, цифровая комета прервала полёт, столкнулась с солнцем. И теперь в ослепительном пожаре на человечество надвигалось нечто, обволакивало мир непроницаемой плёнкой, превращалось в шар, в сферу — в ЦИФРОСФЕРУ.

Цифросфера — бытийная категория, философема, ставшая одной из ключевых в публицистике и художественной прозе Александра Проханова, начиная с романа "Русский камень", где спародирована поэтика одряхлевшего постмодернизма и одновременно показана стратегия войны в информационном пространстве.

"Цифросфера" — понятие, вставшее сегодня в один ряд с "ноосферой" Вернадского, "пневматосферой" Флоренского, "семиосферой" Лотмана. Цифросфера свидетельствует о том, что в эпицентре человеческого бытия теперь находится не мысль, дух или символ, а цифра, в которую можно обратить звук, кадр, редкий документ — всё, что трепетно хранили историки, архивисты, искусствоведы. А теперь это можно бесконечно множить и отправлять через цифру в любую точку планеты. Цифра лишила мир и все вещи в нём раритетности, уникальности, единичности. Казалось бы, отныне ничто не может бесследно исчезнуть, энтропия побеждена, человечество может ликовать. Но от цифры исходит какое-то ядовитое свечение, и Проханов пытается разгадать природу этой радиации.

Певец советской техносферы, в романах "Кочующая роза", "Время полдень", "Место действия" он стремился очеловечить машину, увидеть в ней творческий замысел, красоту и гармонию, эстетическое воплощение. Машина не конфликтовала с человеком, не боролась как неживое с живым, а верно служила человеку, открывала для него новые горизонты, умножала его силы.

Позже, в романах босхианского цикла, прежде всего в "Политологе" и "Теплоходе", живое и неживое, естественное и искусственное, творение Божие и творение рук человеческих войдут в иную фазу отношений — адский трансгуманизм, когда путём лабораторного вмешательства в геном человека будут пытаться скрестить со зверем, птицей, рыбой, амёбой. Будут пытаться обратить вспять дни творения и потеснить в мироздании Творца.

Новый этап подобных взаимоотношений, осмысление Прохановым цепочки Творец — тварь — творения твари — начался, когда в Фейсбуке была взломана страница писателя, и якобы от его лица, с попыткой имитировать авторскую риторику прозвучал призыв к "бессмысленному и беспощадному" "русскому бунту". Цифра подменила человека, будто в его сознание вторглись неведомые силы, заговорили его устами, стали руководить его мышлением, оцифровали материю, создали в интернет-пространстве вторую реальность и вывели её на место первой, чтобы виртуальное пространство стало реальнее реального.

На это требовался философский и литературный ответ. Киберпространство как порождение последней фазы эпохи постмодерна художественно осмыслено лишь постмодернистами. На страницах только их романов, перенесённый из компьютерной игры, возникал принц Персии, только у них сквозь время и пространство, сквозь реальность и ирреальность, как по гиперссылке, перемещался граф "t". Для постмодернизма цифра становилась абсолютным естеством, перекодированием жизни, когда сознание можно перекачать на сервер, пустить его блуждать по сайтам и блогам, можно расщепить и размножить. И тогда не нужны ни зрение, ни слух, ни голос. Человек становится всего лишь байтом оцифрованной информации, куда умещаются любовь и дружба, семья и Родина, страх и красота.

Сакральный реализм Проханова, где единица в одночасье может стать равна миллиону, где дух сильнее материи, где лишь слово способно передать все оттенки смысла, входит в киберпространство, выбивает цифру из рук постмодернистов, предлагает свою трактовку цифросферы.

Такой трактовкой стал роман Проханова "Цифра". Главный герой — писатель Николай Николаевич Полуверцев — способен через слово в земном прозреть небесное, в настоящем — прошлое, в пространстве — время. С высоты прожитых лет Полуверцев взирает на свою жизнь и видит каждую из пройденных дорог. Вон след молодого лесника. А вон горящие тропы девятнадцати войн и ещё неведомая, непроторенная двадцатая тропа. А вон та, на которой сошёлся в битве с клеветниками России. И надо скорее вспомнить всё, просмотреть жизнь, как фотоальбом, проговорить её и записать, как эпос, пока не отняли, не перекодировали, не оцифровали.

Полуверцев сплетает свои воспоминания, как когда-то в тихой деревенской избе смиренная русская женщина, пустившая его на постой, плела половик из лоскутков ветхой одежды. Писателю не хватает одного лоскутка, чтобы сложился задуманный узор. Как многие герои Проханова, Полуверцев ощущает двойственность бытия. Параллельно с прожитой жизнью, как запасной сценарий, всё время длится иная жизнь — жизнь со случившимся счастьем: "это был сон, и прозрение во сне. Блуждание в тех мирах, которые он покинул, и эти покинутые миры гнались за ним, обнимали, и он начинал теряться, не понимал, где сон, а где явь. Спасаясь от яви, он погружался в сон, который оказывался вещий и становился явью". Нужно вплести эту параллельную жизнь в общий узор воспоминаний, и тогда в получившемся узоре может открыться смысл всего пути, тогда этот узор подскажет ключевое слово, которое искал на пройденных дорогах.

Полуверцев оказывается в "торжественном, гранитокрылом" городе, там, где "жизнь приснилась", где когда-то была любовь, где зарождался иной сценарий. В городе, во Дворце, проходит бизнес-форум, на который съехались политики, учёные, военные, творческая интеллигенция. Все они говорят, что в мир пришла "Великая глобальная цифровая революция". Весь мир совсем скоро будет оцифрован, поклонится цифре, отречётся от бренного слова, возникшего после грехопадения в Эдеме. Слово породило в человечестве споры и противостояния, затуманило суть вещей, привело людей к множеству заблуждений. И только цифра способна одолеть всё это.

На форуме демонстрируется всесилие цифры. Цифра способна сотворить эмбрион, заложить в него необходимый генетический материал, закачать в него программу жизни. Цифра способна сдвигать континенты и горы переставлять. И всё это происходит под мерцанием таинственной "6", которая звездой Полынью во всех залах Дворца облучает участников форума: "Она казалась созвездием, которое явилось из глубин галактики и встало над землёй, предвещая конец времён". И в этой шестёрке, может быть, сокрыта "полувера" Полуверцева, когда мир в душе замер на шестом дне творения, остался незавершённым, потому что Творец не взглянул в отдохновении в седьмой день на всё содеянное и не "увидел, что это хорошо". А может быть, к странной шестёрке примкнут ещё две, и явится всепожирающий зверь.

Задача цифровой революции — создать глобальное человечество, где наверняка не будет "ни эллина, ни иудея", ни мытаря, ни фарисея, ни Марфы, ни Марии, а будет некая человеческая субстанция, полностью подчинённая цифре. Цифра станет прокрустовым ложем, которое уравняет всех. Цифра сведёт бытие человека к алгоритмическим задачам и, вытеснив слово, лишит это бытие творческого начала. Оторвав людей от слова, цифра расторгнет их связь с воплотившимся Словом, вновь распнёт Слово и сможет оцифровать Царствие Небесное и самого Творца.

Но на пути этого глобального процесса стоит Россия. "Страна слова, песни, простора и Христа" не желает покоряться цифре: "Русское слово сотворило русский народ в том виде, в каком он существует. Русское слово создавало реки и горы, быть может, материки и океаны. Господь, когда он сотворял землю и небо, использовал русское слово". Цифра могла бы миновать Россию: ввести её в летаргический сон и отключить от всего человечества. Но "там, где кончается Россия, начинается Царствие Небесное", и потому цифровым глобалистам не избежать в своей программе оцифровки страны, распростёршейся между трёх океанов. А для этого предстоит оцифровать русское чудо — "проявление в русской истории Царствия небесного", залог неумирания России, её перехода из века в век вопреки разрушениям и смутам. А чтобы оцифровать русское чудо, нужно оцифровать его главного носителя и хранителя — Президента.

Русское чудо вселилось в него, влилось в его сердце, когда тот присоединил Крым, погрузил Россию в крещальную купель князя Владимира. Теперь же Президент укрепляет Русское чудо освоением Арктики. Арктика и Крым становятся узловыми точками русского бытия, воплощением извечной русской мечты о тепле и холоде. Через Крым и Арктику Россия способна объять весь мир, передать ему в слове Божественные смыслы. Потому в последней битве сойдутся глобальная цифра и Русское слово, столкнутся "Слово Света" и "Цифра Тьмы". Человечеству приснится "безумный сон, распятый на кресте".

Единственным оружием против Президента является "модем Полуверцева", способный даже Русское чудо обратить в цифру. Полуверцев создал модем во сне и сам не знает принцип его действия. Цифровые глобалисты в поисках модема проникают в сознание Полуверцева, цифрой снимают защитные оболочки, расплетают лоскуты воспоминаний, "рассекают единое время его жизни, разрушают целостность бытия". С нарастающим воплем из сознания Полуверцева вырывается стозевное чудовище, носитель числа зверя — всё то дикое, необузданное, что запирал в себе человек с момента грехопадения. Всё то, что нужно было преодолеть, чтобы остаться человеком: "чудище явилось из тёмных пучин мирозданья, было воплощением абсолютного зла и уродства, нескончаемого несчастья. Оно было всегда, возникло при сотворении мира, было противоположностью солнцу, цветам, любовным вздохам, божественному откровению". От этого зверя русский человек отгораживался словом, что вело из России земной в Россию Небесную.

Цифра раскодировала зверя, выпустила его из клетки, и теперь он мчится на хранителя Русского чуда. Из последних сил Полуверцев заслонил Президента словом, сладкозвучным стихом, что вырвался из сознания последним лоскутом несбывшейся жизни:

Я жил во сне от самого рожденья.

Гром пушек, смех и звоны хрусталя —

Всё было сном. Настало пробужденье…

Я слышу, как о гроб стучит земля.

А сам Полуверцев принял на себя удар зверя, от которого сотряслось мироздание. Зверь обессилевшим подранком уполз обратно в глубины человеческой природы, затих, надолго затаился. А слово колокольным звоном унесло с собой Полуверцева, навсегда поселило в России Небесной.

Цифровая комета мчалась в вышине, но в последний миг, когда огненная сфера готова была испепелить мироздание, перед ней возникла несокрушимая длань Того, Кто в седьмой день творения посмотрел на мир. Комета в одночасье остыла. Гаснущими искрами осыпалась на землю. Человечество сбросило с себя гнёт цифросферы. Отвело для цифры "низкую жизнь". Раскрыло Вечную книгу — прочло: "В начале было СЛОВО".

Ссылка на статью на сайте газеты "Завтра".

24 января 2018 года в Государственном Кремлевском дворце в Москве состоялось торжественное открытие XXVI Международных Рождественских образовательных чтений «Нравственные ценности и будущее человечества».

Церемонии открытия предшествовала Божественная литургия в кафедральном соборном Храме Христа Спасителя, за которой молились участники чтений.

Открытие форума возглавил председатель Международных Рождественских чтений Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

В зале находились более 6 тысяч человек: члены Священного Синода и Высшего Церковного Совета, главы митрополий, епархиальные архиереи и духовенство Русской Православной Церкви, представители Поместных Православных Церквей, члены Межрелигиозного совета России, члены Оргкомитета Международных Рождественских образовательных чтений, главы и представители дипломатических ведомств, полномочные представители Президента Российской Федерации в федеральных округах, руководители федеральных служб Российской Федерации, руководители департаментов федеральных министерств и ведомств, главы регионов, ректоры и представители около 300 российских и зарубежных вузов, директоры общеобразовательных организаций, а также делегация Оренбургской митрополии во главе с Высокопреосвященнейшим Вениамином, митрополитом Оренбургским и Саракташским.

В состав делегации вошёл председатель Оренбургской региональной писательской организации Союза писателей России, преподаватель Оренбургской духовной семинарии, кандидат филологических наук Михаил Александрович Кильдяшов.

В завершение официальной части был показан видеоролик «Будущее человечества. Будущее России», после чего состоялся концерт.

26 января состоялось торжественное закрытие Рождественских чтений.

 

Ссылка на сообщение на сайте Оренбургской духовной семинарии.

23 января 2018 года на секции  "Актуальные проблемы общего и сравнительно-исторического языкознания: методология, теория, преподавание" XXVIII Ежегодной Международной богословской конференции Православного Свято-Тихоновского гуманитарного института (г. Москва) выступил кандидат филологических наук М.А. Кильдяшов (Оренбургская региональная писательская организация Союза писателей России) «Язык «сакрального реализма» как нового направления в литературе». Очевидно, «сакральный реализм» пришел на смену постмодернизму. Одной из областей, определяющих самобытность нового направления в литературе, является язык, причем как в лингвистическом, так и в семиотическом смысле. 

В связи с этим неслучайно, что особое внимание М.А. Кильдяшова было сконцентрировано на семиозисе, коммуникативной структуре и интертекстосфере монастырской прозы (епископ Егорьевский Тихон (Шевкунов), В. Крупин, О. Николаева), неореализме (З. Прилепин, С. Шаргунов). 
В дискуссии по сообщению были высказаны вопросы, является ли «сакральный реализм» тенденцией или пока это только ощущение отдельных ученых и писателей, например, З. Прилепина, отнесение которого к нарождающемуся направлению не бесспорно. 

 

Михаил Кильдяшов

Адские жаровни и небесные колодцы

о романе Александра Проханова «Гость»

СПб.: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2018

Время — перфоманс. Образ, оживший в действии. Действие, превратившееся в действо. Образу стало тесно в пространстве, на плоскости, в жесте и звуке. Образ прорвал оболочку слова, ноты, холста, сцены, кадра, хлынул пульсирующей кровью в жизнь. Перфоманс пробил тромб между искусством и реальностью, между правдой и вымыслом, смешал подлинное и мнимое, поменял местами художника и зрителя, слил одного с другим воедино.

Перфоманс — стрела, выпущенная в действительность, пуля, для которой нет разницы между стрелком и мишенью. В перфомансе художник способен поразить самого себя, убить себя своей же идеей, которая, как луч в линзе, преломляется в сознании зрителя и поджигает всё вокруг.

Охотник за временем — зритель, превратившийся в творца. В перфомансе время охотится на него: загоняет в ловушки прошлого и настоящего, ломает хронологию жизни, подменяет причину следствием. Время в перфомансе заставляет мутировать вечные образы и смыслы, мутировать до неузнаваемости, когда в чёрном мерещится белое, а во лжи — истина. Вместе с образами и смыслами мутирует время, а вслед за ним — охотник за временем.

Подобные мутации стали одной из главных тем романов Александра Проханова, написанных за последние пять лет. В этих романах, посвящённых зарождению светоносной пятой империи и силам, которые противостоят этому зарождению, показана разрушительная энергия перфоманса. Он, как мощный сейсмический толчок, способен поколебать прочное здание, как коктейль Молотова, способен мгновенно поджечь всё там, где ничто не предвещало пожара. Так в романах "Человек звезды", "Губернатор", "Убить колибри" оживают красные человечки и сводят с ума жителей города П, под фашистские песни перед публикой возникают в советских мундирах повешенные свиньи, на сцене в режиме реального времени умертвляют колибри, чтобы губительная чёрная волна, преодолев все преграды, настигла Президента.

Для Проханова изображение перфоманса — это не просто осмысление эстетики боли и страдания, эстетики, которая способна разбудить в человеке зверя, отсечь его от неба и света, окунув во тьму, привязав ко всему самому низменному, что есть на земле. Это не просто пристальное всматривание в бутоны цветов зла, откуда на тебя взирает и дышит смерть. Исследование перфоманса, проникновение в его суть — это прежде всего изучение оргоружия врага, оружия исторического, идеологического, бытийного.

Перфоманс — одно из самых мощных порождений эстетики постмодернизма, который показал себя уже не безобидной "игрой в бисер", не словесной эквилибристикой, не интеллектуальной забавой с интертекстами и гипертекстами. Перфоманс — это резкая, решительная попытка утвердить в современном искусстве постмодернизм как единственный, безальтернативный творческий метод. Как поэтику, которая направлена на десакрализацию и демонизацию священных смыслов, на осквернение и обнуление исторической памяти, на глумление над святынями, когда можно разрубить на глазах у зрителей икону, соорудить макет храма с клизмами вместо куполов, устроить перед алтарём панк-молебен и объявить в интернете конкурс среди тех, кто готов изуродовать фотографию Патриарха.

Такая эстетика стремится разрушить мир, где есть место любви и добру, породить антимир, где скверну и патологию признают нормой. Здесь все привычные образы, что прежде объединяли поколения, будут не просто эволюционировать, но революционировать, будто попадая под действие радиации и превращаясь в монстров и уродов.

Для этого антимиру и нужен перфоманс. Он обратит в действо "Чёрный квадрат" — и мир распадётся на мегапиксели, каждый из которых будет источать смерть. Перфоманс воплотит мунковский "Крик" — и жизнь превратится в бесконечный страх, будет толкать человека в сумасшествие, как в пропасть. Перфоманс оживит золотого тельца, чтобы все поклонились ему. И тогда в последнем духовном порыве прозвучат слова Писания: "Проклят, кто сделает изваянный или литый кумир, мерзость пред Господом, произведение рук художника".

Но этот ненавистный художник в упоении будет взирать на измученного, изумлённого зрителя, внушит ему мысль о том, что просто смотреть теперь бессмысленно. Ведь можно стать сотворцом, соучастником действа, взять на себя ответственность за него. Можно понести в мир это действо, как раковую клетку, распространить, как смертоносную бациллу, чтобы не только в тебе, но и в ближнем проснулся чёрный человек, зашевелилась недотыкомка, разбушевались бесы.

Для противостояния всему этому необходимо выработать "оборонное сознание", закупорить тот источник радиации, который лишает нас спасительных смыслов. Нужно предложить своё оргоружие, оргброню, которая защитит мир от антимира.

Такой броней стал новый роман Проханова "Гость". Главный герой — художник-перфомансист Аркадий Веронов — оказывается в одной цепочке образов с Политологом и Виртуозом. Он тоже владеет умами и конструирует миры, порождает мемы и создаёт представление о событиях, разрушает репутации и стравливает мифы, воплощает страхи и высвобождает инстинкты: "Искусство, которым я владею, вовсе не должно доставлять людям радость и удовольствие. Оно должно заставлять людей страдать, чтобы они очнулись от окружающей их пошлости". Но если Политолог и Виртуоз идут от политики к творчеству, если политтехнология становится для них воплощённым вдохновением — то Веронов, напротив, движется от творчества к политике. Его перфомансы обезоруживают одних и вооружают других.

Каждый творческий акт подобен для Веронова акту террористическому. Перфоманс детонирует, как тротиловая бомба, совершает бытийную диверсию, подрывает время и пространство, устремляется взрывной волной в самые потаённые уголки мира и обрушивается на тех, кто ничего не ведает об эпицентре взрыва.

Веронов способен сдуть мыльную пену с ладони и этим спровоцировать инсульт у ненавистного блогера. В подобном владении технологиями смерти, в подобной эстетике гибели для Веронова есть особое упоение, сравнимое с броском в пропасть, на дне которой таится загадочный чёрный бриллиант, скрывающий слово смерти, таящий абсолютное знание, рождённое тьмой, некую истину — vero — носителем которой Веронов мечтает стать: "Эта бездна находилась в нём самом, он падал в себя самого, и заветный бриллиант переливался в глубине его сущности, на такой глубине, до которой невозможно дотянуться рассудком, а только колдовством, волшебством его искусства, разрушением запретных преград, срыванием заветных печатей".

Если изначально перфоманс был для Веронова борьбой эстетик, художественных приёмов и творческих методов, то со временем он перерос в борьбу идей, в противостояние идеологий. В 1991 году, как помрачение, как кошмар, как сон разума, Веронов пережил крушение страны. Как хичкоковский саспенс, ему явились птицы, излетавшие из Кремлевской стены — то красные боги покидали свои гнёзда. А вместо них в укромных уголках притаились змеи. Они, как эдемовский змий, стали искушать Веронова запретным плодом. И тот, вкусив от древа познания добра и зла, успел распознать лишь вкус смерти.

Художник оказался в стане тех, кто создал теорию "высшей касты", кто назвал себя винерами — "самыми деятельностными, способными, авангардными людьми России" — в противовес лузерам, "неполноценному человеческому материалу". Винеры уже четверть века пытаются добить красные смыслы, превратить их в "мутное болото исчезнувшей истории". Но оружие Веронова настолько мощно, что с ним можно ввязаться не только в историческую, но и в бытийную схватку, оказаться не только на поле битвы красных и белых, патриотов и либералов, но и там, где "дьявол с Богом борется".

Перфомансиста нанимает таинственный банкир Янгес. Он, как двуликий Янус, одинаково убедительно говорит и о тьме, и о свете. Он, подобно гётевскому Мефистофелю, настолько искусно смешивает помыслы, слова и деяния, подменяет добро злом, что одно и другое становятся неразличимы. Янгес призывает Веронова через разрушения обновить Россию, содрать коросту с живого тела, не боясь боли и кровотечения. Плеснуть кислотой в древнюю икону, не страшась, что вместе с копотью будет разъеден Божественный лик: "Сокрушая очередную моральную твердыню, вы вызываете вихрь, который производит невероятные разрушения на огромном от вас удалении. Эти разрушения копятся, ваши эмоциональные удары учащаются и в итоге приводят к желаемой встряске. Россия вздрагивает. Ржавчина опадает, окалина осыпается. И Русская Мечта начинает сверкать в своей волшебной красоте". Перфоманс за перфомансом Веронов должен выбить опорные столбы из-под "ветхой России": нанести удары по русской природе, церкви, истории, героям, милосердию, дружбе, любви.

Адская энергия, порождённая Вероновым, растёт в геометрической прогрессии. Он пляшет в голом виде перед священством, на бешеной скорости ездит по паркам и тротуарам, на открытии музея Зои Космодемьянской сжигает макет с повешенной куклой, разбрасывает кровавые кости на встрече ветеранов КГБ, отравляет изголодавшихся бродяг. А после этого взрываются газохранилища и химзаводы, происходят теракты в метро и на борту самолёта, сходят с рельсов поезда, бросаются с крыш высотных домов подростки. И это всё спровоцировал Веронов. Он — бабочка, чей взмах крыльев породил цунами.

Адская энергия горя и страдания бумерангом настигает самого Веронова. Он пытается укрыться от неё в воспоминаниях о матери, о былой любви и дружбе. Он ищет встречи с товарищем юности Степановым, с которым когда-то грезил постичь неведомое, вырваться за пределы земного бытия через природу, науку и поэзию. При встрече Веронову открылось, что Степанов, сидящий теперь в инвалидной коляске, стал единственным и неодолимым препятствием на пути разрушительной силы художника. В своей маленькой комнате немощный мечтатель создал целую Вселенную, создал образ Русского рая, населив его макетами "Бурана" и "Курска", отправив в этот рай детей, погибших в Беслане. Друг Веронова сумел одолеть энтропию и на всякое разрушение перфомансиста ответил созиданием, запечатав зло, наложив на него "крепких семь печатей". Чаша бед не перевесила, потому что в мире были не только те, кто прокладывал туннели в адские жаровни, но и те, кто прорубал колодцы в небеса: "Не восторжествовало зло и мир не погиб, потому что мать испытывает нежность к своему новорождённому младенцу. Потому что старик любуется цветком, который распустился на клумбе. Потому что прихожанин бросил копейку нищему перед храмом. Этих малых проявлений милосердия и добра достаточно, чтобы уравновесить мировое зло, запечатать его, удержать в чёрных катакомбах души, откуда оно рвётся в мир".

Но битва продолжается. Поле боя — уже сам Веронов. Он ощущает в себе инородное тело: оно душит изнутри, распирает рёбра, давит сердце. Это странное существо, незваный гость, чужак, враг подчиняет себе Веронова, ломает его волю, говорит из его утробы на неведомом праязыке. С каждым перфомансом, становясь всё мощнее, окончательно ввергает художника в отчаяние, вновь и вновь подводит к краю бездны, на дне которой светится чёрный бриллиант. Не помогает даже отчитка в монастыре, после которой гость, поражённый копьём Георгия Победоносца, лишь на время покидает нутро Веронова, вскоре вторгаясь в него вновь.

Может быть, в Веронове поселился медведь, содранную шкуру которого он увидел в юности в Карелии и почувствовал, что природная гармония нарушилась. Может быть, это огромная собака, что в августе 1991 года на глазах у Веронова загрызла ребёнка. Может быть, это большеглазый лемур, что изображён на вывеске корпорации Янгеса. А может быть, та самая змея, что притаилась в Кремлёвской стене, когда её покинули красные боги. Но кем бы ни был этот гость, если он вырвется наружу в полной силе — его уже ничто и никто не остановит. Зверь накинется на Россию, как новый век-волкодав, затянет её в бездну, а вместе с ней и всё мироздание.

Веронову остаётся одно. Он заглушает слово смерти, чтобы было произнесено Слово Жизни, чтобы в России наконец наступил подлинный День народного единства, чтобы вещий сон стал явью: "Государство Российское вновь начинало своё восхождение, как тесто, в которое Господь бросил небесные дрожжи. Кремль, как глыба розовой лавы, был свидетельством вулканического извержения, в котором извергалась всё та же загадочная имперская сущность".

И нужно унести с собой "произведения рук художника", нужно вернуть страх и скверну, боль и отчаяние тому, кто был их источником: последний шаг в пропасть — и все перфомансы затянула чёрная дыра, вобрал в себя таинственный бриллиант. Зло вернулось к злу.

 

А грязные следы замело русским снегом — белым, как покров Богородицы. Россия, устав от суеты, захотела помолиться, вздохнуть и услышать Слово Жизни — дивный стих о звёздах, что несёт зима на небесном коромысле.

Ссылка на публикацию на сайте газеты "Завтра".