<>

СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ

Оренбургская писательская организация

«Художник и зритель — единое целое»

Геннадий Животов в Оренбурге
 

В рамках просветительско-патриотической программы "Имперское искусство" Оренбургского регионального отделения Изборского клуба в октябре этого года в Оренбурге и области с творческим визитом побывал заслуженный художник России, профессор РГГУ, постоянный член Изборского клуба Геннадий Васильевич Животов.

Центральным мероприятием творческого визита стало открытие в Оренбургском областном художественном колледже выставки "Охотник за временем", на которой гость представил несколько десятков графических работ, большинство из которых в разное время было опубликовано в газете "Завтра".

Газетные работы Геннадия Животова не сводятся к традиционным для печати шаржам и карикатурам, не ограничиваются сатирой и фельетоном. В чёрно-белом рисунке со всей мощью и многомерностью воплотилась русская традиция от фольклора до авангарда, сошлись в единый ансамбль, казалось бы, несоединимые стили, формы и техники. 

Здесь и лубок с его "святой простотой" и неисчерпаемой народной мудростью. Здесь и портрет, где за чертами лица угадываются жизненный путь, "тяжёлые думы", чистая душа и болящее сердце. Здесь икона, несущая спасительный свет, — кровоточащая и мироточащая, как русская история. Здесь и плакат в лучших традициях соцреализма, с которого Родина-мать зовёт в едином строе сомкнуть штыки. Здесь и монументальное полотно, когда на газетной странице может развернуться вселенская битва или глобальная стройка. Здесь и коллаж, который в своей идейной парадоксальности и глубине достигает эйзенштейновского монтажа.

Геннадий Животов – об итогах оренбургской поездки.

Михаил КИЛЬДЯШОВ. Геннадий Васильевич, у вас за плечами уже не один десяток персональных выставок. В чём особенность, своеобразие оренбургской выставки?

Геннадий ЖИВОТОВ. Это моя первая выездная выставка, на которой представлена исключительно графика. Та часть моего творчества, которую считаю главной. Каждый рисунок — это так или иначе воплощение всех моих знаний и суждений об истории искусств. Зачастую действительность рождает такую неожиданную идею для рисунка, что в нём воплощается, буквально врываясь в него, какой-либо стиль, мотив или образ из мировой культуры, который, казалось бы, раньше жил на периферии твоего творческого сознания.

Михаил КИЛЬДЯШОВ. Вы в Оренбурге побывали впервые. Наверняка, отправляясь сюда, рисовали в сознании определённый портрет города, представляли его атмосферу, жителей, творческую среду. То, что увидели, совпало с тем, что ожидали увидеть? 

Геннадий ЖИВОТОВ. Я пытался проецировать на Оренбург свои общие представления о русской провинции, знания о моём родном городе Кемерово. Я хорошо представляю среду художников современной глубинки, их цели, планы, мечты. И мне казалось, что моя выставка станет для их творческого сознания инородным телом. Провинциальному художнику сложно вписать своё творчество в контекст новейшей истории, в её фактологию, потому что наиболее острые события последних тридцати лет нашей страны происходили в столице. Все ужасы, все потрясения лавиной накатывали на великую державу из Москвы. И я был непосредственным свидетелем всего этого, стал ловцом новейшей истории.

Но в итоге среди художников и писателей здесь я встретил немало единомышленников. Они оказались хорошо знакомы с моим творчеством благодаря газете "Завтра". У нас нашлось много общих тем для бесед, переживаний и воспоминаний.

Михаил КИЛЬДЯШОВ. В результате всех мероприятий и встреч у вас сложился единый символический образ города и области? Как бы вы изобразили его графически?

Геннадий ЖИВОТОВ. Уже от самого имени "Оренбург" веет затаённой, неразгаданной и неизъяснимой историей России. Здесь живёт имперская мечта. Тот драгоценный ампир, который оренбуржцы сохранили в архитектуре города, в его историческом центре. Продолжайте беречь этот благородный облик, ограждайте от современных монструозных сооружений, которые деформируют пространство, разрушают целые пласты времени.

Если бы я по итогам своей поездки сделал общий рисунок, то в его основу лёг бы образ горизонтали, чего-то протяжённого, скорее всего — степи. На меня большое впечатление произвёл пейзаж по пути из Оренбурга в Соль-Илецк, где я тоже побывал с выступлением и мастер-классом. Как восхитительны эти равнины и косогоры, уже покрытые ржавчиной осени! Есть в этом какая-то реликтовая память, уснувшее археологическое время, переплетённое с историческим временем. Мне чудился где-то за косогорами топот конниц Емельяна Пугачёва и Чапаева. В неведомой точке времени и пространства они столкнулись, и неясно, кто из них победил.

Михаил КИЛЬДЯШОВ. Вы назвали выставку "Охотник за временем". А чем вооружён охотник, преследующий такого странного зверя? Какие для него существуют капканы и ловушки?

Геннадий ЖИВОТОВ. Я всё же — традиционный охотник и пользуюсь ловушками, которые придумали до меня. Мои ловушки — карандаш, перо, моя кисть. Какое-то время я использовал возможности компьютера: работал с фонами, создавал коллажи из собственных рисунков, монтировал их. Но в итоге от этого отказался. Ведь в искусстве гораздо важнее не приём, который ты придумал, а то подлинное, что сумел разглядеть в жизни, те её изменения, которые успел уловить.

Михаил КИЛЬДЯШОВ. Оренбургское региональное отделение Изборского клуба пригласило вас в рамках просветительско-патриотической программы "Имперское искусство". А как вы понимаете имперское искусство?

Геннадий ЖИВОТОВ. Для меня образец такого искусства — творчество моего учителя, скульптора Дмитрия Филипповича Цаплина. Когда в академических мастерских стали пачками готовить профессионалов — всё рухнуло. Подлинно духовное искусство было у самоучки Цаплина. Он стремится отобразить в скульптурах время, когда в природе ещё не было человеческого господства. Когда ещё не было "искусства", а было "естество". Наша советская империя скатилась с горы, на которую восходила, во многом из-за того, что в искусстве пошла не по цаплинскому пути.

Михаил КИЛЬДЯШОВ. В последнее время вы часто рассуждаете о взаимоотношениях столицы и провинции в нашей жизни. Центр и периферия сегодня противостоят друг другу? Если да, то почему возникло это противостояние, надо ли его преодолевать?

Геннадий ЖИВОТОВ. Все мы, выходцы из провинции, своими жизнями, силами обогатили столицу. Империя всегда очень чётко отлаживала эти взаимоотношения, не создавала противостояния между столицей и провинцией. Империя посылала на окраины разумных наместников, которые как раз и обеспечивали гармонию. Сегодня этого не хватает. В Советском Союзе было хорошее отношение к периферии, и периферия любила столицу. И только в последнее переломное время провинциал не принимает Москву, считает её чем-то чужеродным для России. Москва в его глазах заносчива. Сейчас она "меняет кожу", делает внутри себя своеобразный "евроремонт" и при этом не заботится о провинции.

Михаил КИЛЬДЯШОВ. Лет пятнадцать назад один художник сказал, что современное изобразительное искусство самозамкнулось: на выставки к художникам приходят преимущественно художники, а рядовой зритель из этого процесса постепенно выпадает, проявляет к живописи, графике, скульптуре всё меньший интерес. Что нужно сделать художнику, чтобы окончательно не потерять зрителя? 

Геннадий ЖИВОТОВ. Для себя я давно сформулировал: нет истории искусств — есть история заказчика. "Заказчика" не в буквальном, вульгарном смысле, как тот, кто ставит задачу и платит деньги за её выполнение. А как тот, кто в данный исторический момент больше остальных заинтересован в искусстве, для кого искусство важно как генератор смыслов. Подобными заказчиками в разное время становились князья, цари, церковь, коллекционеры. Именно заказчик своими потребностями может актуализировать, выводить на первый план то или иное искусство, направление, автора. Сегодняшний заказчик, например, ушёл в сторону дизайна.

Я давно задумывался над проблемой потери зрителя. Но в столице она проявлялась, может быть, не так остро: в силу определённой "советскости" Манеж во время выставок заполнялся начальством, друзьями художников и искренними любителями искусства, которые всё же оставались. Но сейчас даже начальство на выставки не ходит. Художник буквально приносит и уносит работы, не встретившись с простым зрителем.

Размыкать этот порочный круг теперь, видимо, придётся очень жёстко и решительно. Необходимо встречное усилие: и со стороны зрителя, и со стороны заказчика. Они должны счистить с искусства налёт формализма, утвердить, что первично вино, а не мехи. Более того, художник и зритель — это единое целое. Ведь я должен через себя, своё творчество показать зрителю его мир, его переживания.

Михаил КИЛЬДЯШОВ. В своё время Константин Федин говорил, что для писателя потрудиться в газете очень полезно: "Она вырабатывает самые дорогие качества, необходимые в художественной прозе: краткую форму, точность выражения, ясность мысли". А как художнику помогает газетная работа? Она мобилизует его?

Геннадий ЖИВОТОВ. Когда я думаю о том, что мой новый рисунок увидят благодаря газете сто тысяч человек, я нахожу в себе новые и новые силы для творчества. Иметь своего зрителя — это всегда огромное счастье! Газета постоянно напоминает, что "душа обязана трудиться". Газета систематически вырывает тебя из повседневной рутины, заставляет твою зрительную память перебирать всё, что ты видел в течение недели.

Михаил КИЛЬДЯШОВ. Геннадий Васильевич, в газете "Завтра" вы выступаете не только как художник, но и как публицист. Что побуждает обращаться к слову? Когда художнику хочется писать?

Геннадий ЖИВОТОВ. Писать хочется, когда обижают других художников. Когда, например, попытались опорочить "Мужество" Кибальникова — памятник героям Брестской крепости — я просто вышел из себя! В этом памятнике потрясающе выражена идея, что наша земля нам поможет, что воины — плоть от плоти родной земли, а подлецы из Си-Эн-Эн назвали этот великий монумент "уродством"!..

Если станут обижать моего учителя Цаплина, художников Сергея Харламова, Николая Завьялова, я никогда не промолчу, потому что это очень достойные и любимые мною люди.

Меня во многом возмущает нынешняя культурная политика, когда огромные средства тратятся на бессмысленные перформансы, отвратительные инсталляции, а подлинные художники прозябают в нищете и безвестности. Представители так называемого "современного искусства" идут на эту чужеродную, навязанную извне эстетику, как на дудочку Нильса. Они не сознают, что в настоящем искусстве нет ни правых, ни левых, ни передовых, ни отстающих. В настоящем искусстве в авангарде — только талант. Всё это тоже заставляет браться за слово как за самое мощное оружие.

Михаил КИЛЬДЯШОВ. Когда видишь ваши рисунки не в газете, а развешанными на выставке, кажется, что они становятся кадрами единой киноплёнки, что истории выстроила их в нерасторжимой последовательности. Охота за временем удалась. Всё на свете боится времени, но время боится Геннадия Животова. Оно никуда не исчезло, не ускользнуло, не растворилось. Вы поймали его. Остановили мгновение. А если собрать всё нарисованное вами на сегодняшний день в подобную киноплёнку, какой "кадр" захотите поставить в начало?

Геннадий ЖИВОТОВ. Наверное, тот, что был первым. Это карандашная копия "Странника" Василия Перова, которую я сделал ещё ребенком. До сих пор помню восторг мамы, когда она увидела рисунок. С этого материнского восторга я, видимо, и начался как художник, поверил в свои силы.

Ссылка на публикацию на сайте газеты "Завтра".

24 ноября 2017 года в Оренбургской областной научной универсальной библиотеке имени Н.К. Крупской состоялся вечер памяти оренбургского поэта, члена Союза писателей России Юрия Михайловича Орябинского.

С воспоминаниями о Юрие Михайловиче выступили члены Оренбургской региональной писательской организации Союза писателей России Г.Ф. Хомутов, Ю.М. Мещанинов, В.И. Одноралов, И.В. Ерпылёв, председатель писательской организации М.А. Кильдяшов.

Вечер вели член Союза писателей России Ю.Н. Мещанинов и журналист А.Ю. Фомина.

На мероприятии присутствовали члены писательской организации Союза писателей России В.Д. Побежимов, Л.Р. Махмутова, А.Г. Прокофьева, Г.П. Матвиевская, члены областного литобъединения имени В.И. Даля.

Оренбургская региональная писательская организация Союза писателей России благодарит коллектив Областной библиотеки им. Н.К. Крупской (директора Л.П. Сковородко, сотрудников отдела массовой работы и рекламы И.А. Калашникову, О.Н. Гончарову, заведующую литературным музеем В.М. Капустину) за организацию и проведение вечера памяти замечательного поэта Ю.М. Орябинского.

Также благодарим Андрея и Елену Кочетковых, выступивших на вечере памяти с музыкальным номером.

Юрий Михайлович ОРЯБИНСКИЙ

15.04.1947 г., село Романовка Шарлыкского района Оренбургской области – 24.11.2004 г., г. Оренбург).

 Служил в армии, учился в медицинском институте, более 20 лет работал слесарем на заводе. С 1991 года был корреспондентом областного радио. В областное литобъединение пришёл в 1963 году. Лауреат Всероссийской Пушкинской литературной премии «Капитанская дочка» (2001), Всероссийского конкурса «Лучшая книга года» (2000), премии «Оренбургская лира» (2001). Издал пять книг «Соседи», «К родному тянется душа», «Луговой лук», «Опорные столбы», «Для них не кончилась война». Был членом Союза писателей России. Жил в Оренбурге.

24 ноября 2017 года председатель Оренбургской региональной писательской организации Союза писателей России Михаил Кильдяшов и член правления организации Иван Ерпылёв провели рабочую встречу с главным редактором журнала "Военное обозрение", полковником в отставке Александром Владимировичем Дробышевским.

Встреча прошла в библиотеке Оренбургского Президентского кадетского училища. 

А.В. Дробышевский и представители оренбургской организации Союза писателей России обсудили вопросы сотрудничества, М.А. Кильдяшов рассказал о работе писательской организации в сфере патриотического воспитания, в частности, об издании сборника документальных работ школьников Оренбуржья, записавших воспоминания своих дедов и прадедов о Великой Отечественной войне "Великое дело Победы".

А.В. Дробышевский подарил книги своей жены, поэтессы Надежды Дробышевской, члена Союза писателей России. Книги были переданы в Оренбургскую научную универсальную библиотеку им. Н.К. Крупской (директор Л.П. Сковородко) для распространения по библиотекам Оренбургской области.

24 ноября 2017г. в библиотеке № 5 состоялась встреча члена Союза писателей России Александры Чернышевой с учащимися 9-го класса школы № 15 г.Орска. Тема встречи была – «О Родине своей пою!». Творческая встреча вылилась в оживлённый диалог. Учащиеся выразили заинтересованность в творчестве Александры Ивановны. Они не только слушали, но и сами читали её стихи.

 

МИХАИЛ КИЛЬДЯШОВ

СПАСТИ СПАСИТЕЛЯ

Охота продолжается. Время обходит силки и капканы, уклоняется от пуль со снотворным зельем, уводит охотника с заранее намеченной им тропы. Как чудесная бабочка, время маскируется, сливаясь то с травой, то с цветком, то с небом. Охотник, уподобившийся чуткому зверю, измотан, утомлён: его глаз замылен, слух притуплён, все запахи смешались в одном потоке, где едва различимы утренний псковский снег и роза с Востока, где нерасторжимы запах чёрного молока из недр земли, пороха и невинной крови.

Но зрение должно восстановиться первым. Охотнику необходимо как можно скорее прозреть, чтобы не упустить добычу. Он применяет своё секретное оружие — особую оптику, что через объектив, в фотоснимках позволяет в зримом увидеть незримое, в явном — потаённое. Щелчок — вспышка — фото: привычное пространство преломилось. В нём проступили неведомые человеческому зрачку линии, плоскости и грани. Как пятна на солнце, сверкнули блики, при проявке обретшие чёткие контуры. Сработал фотоэффект: в бытии открылось инобытие, параллельные жизни, варианты жизни. Из начальной точки рождения они разошлись лучами в разные измерения, сложились в разные сценарии, разные судьбы, повлекли разное счастье и разные печали.

В очерченных на фотоснимках пятнах охотник узнал самого себя во множестве обликов. Молодой писатель, воспевший русскую старину и природу. Технократ, очеловечивший машину. Последний солдат империи, опалённый не одним десятком войн. Разведчик с сачком энтомолога и журналистским блокнотом. Политолог — созидатель и разрушитель идей, творец истории, укротитель времени.

"Политолог" — роман, продолжающий босхианский период творчества Александра Проханова. Здесь, пожалуй, впервые читатель сталкивается с отсутствием в прохановском произведении положительно прекрасного героя. Героя, призванного одолеть зло, вернуть на грешную землю небесные смыслы. Именно в "Политологе" среди отвратных гримас, звероподобных физиономий очень сложно разглядеть лик Того, Кто несёт спасительный крест.

В эпицентре повествования политолог Михаил Львович Стрижайло. В арсенале этого специалиста не только традиционные методы психологии, социологии и антропологии. "Центр эффективных стратегий", созданный Стрижайло, ставит эксперименты над физическим и историческим временем, использует для манипуляции сознанием колдунов и экстрасенсов. Сам политолог подобен чёрной дыре, где аккумулируются все тёмные, греховные силы, подобен бездне, что поглощает всё живоносное и светоносное.

Для Стрижайло политология — не просто аналитическая работа. Это мистический творческий акт, которым руководит тот, кто притаился за левым плечом. Политология — взращивание цветов зла, а политолог — маркиз де Сад, упивающийся своими страстями и похотями, не тяготящийся ими, а лелеющий и преумножающий их. Подобно Фаусту, ради вселенского знания он заключил сделку с Мефистофелем. Подобно герою Данте, он в роковой час узрел надпись "Оставь надежду всяк сюда входящий", когда однажды в детстве в страхе отдал злым духам самое дорогое, что у него было: продал им свою душу.

И теперь зло стало его естеством. Стрижайло — это "стриж", на большой скорости в политическом азарте рассекающий мораль и истину. Это ракета "Сатана", летящая на головы противников. Это "скрижаль", на которой начертана книга мёртвых. Стрижайло способен расщепить своё естество на молекулы, увидеть со стороны собственный "молекулярный портрет" и обнаружить в нём две спирали. Одна горит ярким адским пламенем — "иероглиф его успеха, ненасытный червь наслаждений, формула блистательного таланта и неиссякаемых возможностей", а другая теплится робким голубым свечением, готовым вот-вот угаснуть — "притаившиеся сострадание, упование на добро и любовь". Таково соотношение сил добра и зла в душе Стрижайло.

Подобный герой выкристаллизовывался в творчестве Проханова, начиная с романа "Око". Герой, душа которого облучена Звездой Полынью, всегда выдавал зло за благо, искушал своего противника — героя-спасителя — "всеми царствами мира и славой их". Подобный антигерой был разведчиком дьявола, изгонял из могучей империи красных богов, вычерчивал над Москвой ужасающий лик Господина Гексогена. Но если прежде это был антагонист, Челубей, выходящий на битву с Пересветом, то теперь в "Политологе", в образе Стрижайло, он играет главную роль.

Действие романа начинается в ту пору, когда страна готовится к парламентским выборам, предшествующим выборам президента, куда на второй срок выдвигается действующий президент Ва-Ва. Парламентские выборы должны стать показательными выступлениями, смотром сил накануне главных выборов. За помощью к Стрижайло обращается компартия. Для неё он должен разработать предвыборную кампанию и политическую стратегию, отбить как можно больше кресел в Думе с прицелом на то, что лидер коммунистов Дышлов будет баллотироваться в президенты.

Но Стрижайло искусен настолько, что способен служить даже не двум, а трём господам. Параллельно его нанимают нефтяной магнат Маковский, тоже мечтающий стать президентом, и опальный миллиардер Верхарн, затаившийся в Лондоне, грезящий уничтожением Ва-Ва, ради чего готов пойти на какой угодно сговор, профинансировать кампанию любого, кто сможет захватить власть.

При этом каждый из олигархов имеет свой проект будущего России, свою утопию, лелеет свою хилиастическую идею. Либеральная империя Евразии Маковского — это "громадная фабрика по переработке несостоявшегося человечества". Эта империя предполагает, что нефтяные трубы — лучшая скрепа для имперского пространства. Россия сможет вдоволь напитать своим чёрным молоком изголодавшиеся рты Европы. Из России во все концы света раскинется разветвлённая нефтяная сеть. Чёрный паук плотно окутает весь мир, назначит в нём богатых и бедных, счастливых и обездоленных, выделит среди "золотого миллиарда" "нефтяную сотню", в топку интересов которой пойдет всё, что покажется нефтяному пауку анахронизмом, балластом, включая жизни, судьбы, идеи.

Верхарн же, осознавая в обществе великую тоску по красным смыслам, предлагает фантасмагорию обновлённой компартии, лидеры которой будут подобны большевикам первых десятилетий красной эры, а не нынешним номенклатурщикам, чьё родословие берёт начало не от Ленина, а от Горбачёва. Идейным центром обновлённой партии должен стать Сталин. Тысячам младенцев, народившихся в России, дадут общую фамилию, и вскоре вырастет поколение, где будут Иван Сталин, Марк Сталин, Фатима Сталин. Они осуществят новый производственный рывок, реанимируют сталинский план преобразования природы и лингвистические идеи вождя об истоках русского языка.

Стрижайло начинает сеанс одновременной игры, замыкает на себе всех трёх клиентов, сопрягая властные ресурсы одних и финансовые возможности других. Политологом движет не преумноженная на несколько порядков прибыль, а жажда игры, упоение тем, что в планы каждого из заказчиков вмонтирована адская спираль: "Он испытывал мессианское чувство. Сладкое и ужасное знание, что его деяниями руководит демиург истории. Что воля его есть проявление гегелевского Духа, который посещает человечество, облекаясь в грандиозные свершения, кромешные войны, географические и научные открытия, а потом покидает землю, улетучиваясь в таинственный звёздный туман, унося с собой страсти, мечты и слёзы исчезнувших поколений".

Но на всякое зло есть большее зло, разрастающееся в геометрической прогрессии, возведённое в шестьсот шестьдесят шестую степень. На Стрижайло выходит глава ФСБ Потрошков. Он, как верховный маг или древний жрец, обладает даром внушения, подчиняет себе волю Стрижайло, делает его инструментом в своих руках. Перед политологом ставится задача уничтожить противников нынешнего президента — оппозиционную партию и опальных олигархов. Путь к его победе должен быть расчищен полностью.

Стрижайло запускает новый проект, что является ему как замысел великого эпоса, как план имперского города посреди болот, открывается ему как закон сохранения энергии, выстраивается как периодическая система химических элементов. Стрижайло создает чертёж: в нём угадываются и египетские пирамиды, которых боится время, и вавилонская башня, способная вновь смешать все языки. Политолог вычерчивает чёрный квадрат, где вершинами обозначены Дышлов, Верхарн, Маковский и президент Ва-Ва. Силы всех противников, согласно плану Стрижайло, не концентрируются на президенте, а обращаются друг против друга. В результате целой и невредимой из всех точек квадрата остаётся лишь Ва-Ва. Этой точке и суждено стать вершиной государственной пирамиды.

Так, Стрижайло через подставную программную статью и последующий арест устраняет Маковского. Подарком Сталина через время и пространство в Лондон к Верхарну приходит ледоруб Меркадера. Произведя с помощью магов ампутацию времени, Стрижайло вырезает из истории красный период и красные смыслы: отменяется праздник 7 ноября, выносится из Мавзолея тело Ленина, демонтируются с башен Кремля красные звёзды. Настоящее пожирает прошлое, превращая людей в "историофагов". Но Стрижайло ощущает, что замысел Потрошкова глобальнее, грандиознее, что политтехнологическая операция — лишь прелюдия, снятие первой печати Апокалипсиса.

Постепенно Потрошков открывает Стрижайло, что в потаённых лабораториях спецслужб давно ведётся изучение древнего послания — источника нового, преобразованного вероучения: "Евангелия от Иуды". Согласно ему, Иуда стал не предателем, а носителем тайного знания, полученного через поцелуй в Гефсиманском саду. Затем Иуда разнёс слух о собственном самоубийстве и укрылся в пещере, чтобы написать своё евангелие, которое положит начало "Второму христианству".

Изумлённому Стрижайло кажется, что полюса бытия поменялись местами. Всю свою жизнь Стрижайло теперь увидел как путь от Евангелия от Фомы к Евангелию от Иуды: сомнения, метания между добром и злом в итоге лишили выбора, убедили в том, что добра нет, что это всего лишь оборотная сторона зла, мгновенный голубой блик в негасимом красном пламени.

Потрошков предстал перед политологом как дьявол, который опасен тем, что он всегда не тот, за кого себя выдаёт. Потрошков проповедует, что первое христианство должно быть вытеснено вторым. Иуда должен прийти на смену Христу, явить новую возможность непорочного зачатия через генноинженерию, смешать все дни творения, чтобы человек преодолел облик ветхого Адама и смог создавать гибриды, скрещивая себя с птицей, рыбой, червём, амёбой.

Во Втором христианстве человек сможет побороть грех, достичь очищения, но не через молитву и покаяние, а вполне зримо и осязаемо: вторгаясь в собственный геном, хирургически удаляя ген первородного греха. Но для окончательного перехода ко Второму христианству нужно осуществить "расчеловечивание", "чтобы расщепить ядро мира и вызвать взрыв колоссальных энергий". Нужно умертвить в ДНК человека спираль добра, чтобы всему человечеству приходилось выбирать лишь между одним и другим злом.

Для подобной перекодировки необходим последний решительный шаг — воздействие ужасом: "Испепеление шлаков истории, реликтовых представлений, стирание прежней памяти. Новая идея стоит перед косным человечеством, как странник перед запертыми вратами города. Ему не достучаться. Ужас — это огнемёт истории, стенобитная машина новых идей". Именно через ужас всегда осуществляется переход от одной эры к другой, обнуляется прошлое и зачинается будущее: казни и репрессии, Варфоломеевская ночь и бомбёжка Хиросимы — те ужасы, через которые мир менял кожу, от которых молодое вино разрывало ветхие мехи.

Посреди "пира во время чумы", босхианской оргии, где мир должен превратиться в "Сад земных наслаждений" с человеко-жабами и человеко-змеями, Стрижайло слышит пророчество об избиении младенцев и таинственный призыв: "Не бойся идти во Псков".

В пору полного истощения, когда на глазах Стрижайло ради того, чтобы точка чёрного квадрата стала вершиной пирамиды, на заклание в аэропортах и метро, по заветам Господина Гексогена, идут сотни людей — срабатывает фотоэффект: "Преображение, которое он пережил, было подобно волшебной реставрации, когда тусклая, покрытая вековой копотью картина, испытавшая порчу и разрушения, вдруг явлена на свет в первоначальных дивных тонах, с сочными первозданными красками, прорисованными линиями, неискажённым сюжетом". То ли во сне, то ли в обморочном забытье политологу открывается неведомая жизнь на берегу Чудского озера. Здесь люди не умерщвляют время, не рассекают его на прошлое и настоящее, а живут в согласии с предками и с собой, трудятся сообща, поют, как встарь, застольные песни, смотрят в небо, молятся. Кажется, что спираль зла в душах этих людей полностью одолена спиралью добра и выбирать им приходится между добром и добром. Может быть, это Рай, ведь только здесь возможна она, единственная, к которой Стрижайло влечёт не похотью, а трепетом и любовью, желанием укрепить себя семьёй и продолжить свою жизнь в сыне. Может быть, это параллельная жизнь, что всё время текла в ином пространстве, в ином времени. Жизнь, в которой случилось счастье и в которую можно было попасть, если бы в детстве не подчинился злым духам.

Воздействие ужасом вырывает Стрижайло из счастливой параллельной действительности. Он прозревает, что где-то вот-вот будет сделан роковой шаг ко Второму христианству, "разорвётся пуповина, связывающая человека с Христом". И надо опередить палачей, спасти посреди великого избиения заветное дитя, на жизни которого, как на волоске, держится мир и всё человеческое в нём.

По наитию Стрижайло прибывает в осетинский город в первый день учебного года. Неведомая десница ведёт его в то место, где новый царь Ирод замыслил кровопролитие. Боевиками захвачена школа, в которой несколько дней томятся сотни плененных. Среди них оказывается и Стрижайло.

Теперь он осознает, что его политтехнологиями была запущена адская машина, что с демонтажа политики и истории начался демонтаж мироздания. И теперь, чтобы избежать полного распада, нужно спасти в своём сердце Спасителя как негасимое пламя добра. Ведь только Он является истинным "политологом": определяет времена и сроки, концы и начала. Он — Сеятель: заронит души наши в благодатную почву. Он — Жнец: соберёт урожай наших земных деяний. Он — Мельник: отделит зёрна от плевел. Он — Пекарь: насытит пятью хлебами тысячи голодных. Он — Едок: вкусит с нами на Тайной вечере.

Спаситель воплотился в том измученном жаждой и страхом отроке, что сохранил силы для улыбки как на Спасе Эммануил, даровал свет надежды посреди мрака отчаяния. Это тот самый долгожданный сын Стрижайло, что родился в параллельной жизни на берегу Чудского озера. И теперь из плена террористов нужно бежать с сыном во Псков, как когда-то Иосиф бежал со Святым Семейством в Египет, спасая Истину.

Стрижайло погибнет. Генноинженеры разложат его плоть на молекулы. Но душа вознесётся к берегам Райского озера, где он возьмёт за руки жену и сына, пойдёт с ними в счастливую бесконечность, не даст человечеству отпасть от Христа.

Но в параллельном мире будут по-прежнему взращивать сад земных наслаждений. Тогда вновь сработает фотоэффект, blow up — "вспышка праведного гнева", когда камни, брошенные в Спасителя, обернутся всеопаляющим огнём. С берегов псковского озера ангел принесёт пламенеющую чашу, прольёт на греховный сад.

Ссылка на публикацию в газете "Завтра".