Деревня
(Пастораль)
Памяти И.А. Бунина
В деревне радикальных перемен
не видится — уклад консервативен:
у каждого всё то же, что имел
до путча и реформ. Система мер
иная, чем в былом СССР.
Цел за околицей ставок поныне,
где средь мутантов — водяных химер —
карась-идеалист жирует в тине,
таким его и видел Салтыков-
Щедрин. Но есть и повод для унынья
всех, ливших благостных речей елей,
реформы славя истово и рьяно:
на месте прежних злаковых полей
угодья непролазного бурьяна.
* * *
Что жизнь – тюрьма,
где надзиратель – смерть,
известно не из притч – суровых хроник.
…О, дух смолистый, корабельных хвойных
лесов, где сосны – золото и медь,
и бронза, и где серебро берёзы
особенно контрастно на свету!
Здесь сбросишь жёрнов тягостных вопросов
житейских, маету и суету,
тщету погони за слепой удачей
(в такие дебри нас она затащит,
куда не залетает и кулик!)
Под дубом подберёшь ядрёный жёлудь,
янтарный, неожиданно тяжёлый…
О, как он станет, жизнь прожив, велик!...
* * *
В России снова льют колокола,
звучат и благовесты, и набаты…
Когда б не сами были виноваты,
то чья б ещё ответственность была
в реестре учинённых поруганий,
когда лютует смута, мёртв покой?
…Мы славились не только пирогами
и мёдами, и дёгтем, и пенькой,
и управлялись вовремя с долгами,
гуляли – и вино лилось рекой.
…Историю свою творим мы сами:
вот вече – в суматохе, гвалте, гаме
пар выпустил – и как сняло рукой.
* * *
История неспешная кропала
за строчкой строчку – хронику событий…
Вот списки тех, что без вести пропали,
а вот мартиролог – тех, что убиты.
Вот государь рукой своей трёхпалой
(ну а уж если попросту – культяпой)
трагические производит жесты
о важности и сложности этапа.
И речь – не столько звонкий вес металла,
скорее – дребезг, лязг и скрежет жести,
когда пилой твои же пилят кости
или тупою бритвой против шерсти.
…И это всё история? Ах, бросьте!
Здесь рапорт криминальных происшествий.
* * *
История… О старина седая,
от половцев и от царя Гороха,
и вплоть до низверженья государя
и до его трагической кончины
с семейством — без суда, без приговора.
Ни маслом холст о том, и ни гравюра
не скажут, ибо не запечатлели,
поскольку были новые фигуры
и, в частности, небезызвестный Ленин,
потом иные меченные оспой,
и лысые, и с мощными бровями,
и с родинкой в полчерепа кровавой,
что называется гемангиомой,
Но это из истории знакомой.
***
Живи подобно дереву скале,
цветку, ручью или в ручье форели,
в распадке, на опушке, на горе ли,
жуку, навек увязшему в смоле,
что станет янтарём, и не без цели
возляжет на песках балтийской мели
и станет средь камней пусть не царём,
но камнем солнечным, таким, чтоб млели
красотки и кокетки; впрочем, мне ли,
невежественному, судить о нём.
Но мы на этом тему не замнём
ни в октябре промозглом, ни в апреле…
Как дерево живи, не ставя цели,
когда известно – стать тебе огнём!
***
Да здравствует река, в которой рыба
всему назло пока ещё жива,
пропалывает водоросли, либо
по глади вод выводит кружева
кругов. Пескарь, уклейка и плотва,
за то лишь, что вы есть уж, вам спасибо,
хоть в знатности не превзойти вам сига,
стерлядку и, тем паче, осетра,
но кто из рыбаков не алчет мига
вечернею зарёю иль с утра…
Насадка – черви, хлебная коврига,
улов – дай бог, хватило б для кота.
…Фантазии рыбацкая квадрига
притащит на кукане вам кита.
БАДИК
Будучи из категории дядек,
которым в ходьбе не помехой бадик ,
себе самому в обиход любиму
шишковатую выстрогал я дубину,
чтобы идучи в сквере иль вдоль забора,
когда налетит псов бродячих свора,
равно, как против татя и вора,
без пространных дискуссий и спора
в деле стремительного отпора
бадик, – что лютому кочету шпора.
Впрочем, хорош он и как опора
при хождении вдоль косогора
для повидавшего виды тела.
Главное, чтобы душа там тлела
(в бадике, в теле и даже в шпоре –
всюду, и с этим никто не спорит.)
А лучше, когда бы душа пылала,
да чтоб мечта благодатью стала!
Сам ведь и выстрогал ту клюку я,
а потому и хожу, ликуя,
а коль стою – подбоченясь, фертом,
не то чтобы там непомерно гордым –
афронт всем имеющим быть невзгодам.
Нет, этот самый полукостыль,
творенье моё, мне не станет постыл.
СЛЕД
А.Чекунову
–Да зачем тебе это нужно?
Из разговора
Когда перипатетик Коноплин
(вне связи с Аристотелем, бесспорно)
прогуливается по склонам горным,
по скалам, залежам песков и глин,
пересекая зябь, озимый клин
с инварной нитью для промера длин,
не спрашивает он, зачем он нужен
ему, сей труд. Он, солнцем злым палим,
доступен ливню и жестокой стуже,
он, свой в наидревнейшем ремесле,
на рудознатство глядючи не вчуже
и не титаном будучи, но мужем,
он тянет лямку-нить в пыли, по лужам,
предшественников закрепляя след.
ЯНВАРЬ 2001 ГОДА
Снег был на диво, аж голубоват,
даль – пелена молочная, и дали –
по существу – и нет, но в том беда ли –
свет в нимбе призрачном, и значит свят.
Бурундуки, еноты, зайцы спят,
спят волки и ежи, спят мыши, лисы –
он благодатью снежною пролился,
стволы укутав с маковок до пят
пушистой шубой. Что мороз каляный!
Под снегом и распадки, и поляны,
и поймы, и горушек купола,
поля, колки и влажные елани.
И может ли картина быть желанней,
когда зима вокруг белым-бела.
11.01.2001