В № 18 от 20 мая 2016 года общероссийской газеты "Литературная Россия" опубликована статья Михаила Кильдяшова, председателя Оренбургского отделения Союза писателей России, "Носитель мысли великой (Ко Дню славянской письменности)".

Михаил Кильдяшов

Носитель мысли великой

(Ко Дню славянской письменности)

Первое слово – особая точка отсчёта в жизни каждого из нас. Младенец, вчера укрощавший непокорные звуки, а сегодня, наконец, произнёсший осмысленное слово, становится иным человеком. Его мы внимательнее слушаем, с ним ещё трепетнее говорим. Будто теперь он познал то, что «гадательно» ведомо всем нам. Будто теперь он преодолел то, что когда-то преодолели и мы – первый страх одиночества. Неслучайно наши первые слова – это чаще всего «мама» и «папа». Кажется, что через них ребёнок говорит: «я здесь», «я свой». Вот так и русский язык преодолевает в своей метафизической истории три страха одиночества.

Равноапостольные Кирилл и Мефодий, создав славянскую азбуку, не просто дали возможность переводить книги и записывать мысль или речь. Они определили для нас сверхзадачу языка. Названия букв равноапостольской кириллицы – это не нынешние «ка», «эль», «эм»… Это полноценные слова. Можно по-разному относиться к идее зашифрованного в азбуке послания, но сочетания «глаголь добро» или «рцы слово твердо» призывают нас быть твёрдыми в слове, созидать словом, спасаться через слово. Так, буквы, испугавшись одиночества, в своих названиях-словах преодолели его, нашли друг друга. Этим был побеждён первый страх.

Затем одиночества испугались уже слова, и стали собираться в словари. «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля – это единственный в мире словарь, который интересно прочесть от корки до корки, как художественную книгу. Если, по Анатолю Франсу, словарь – это «Вселенная, расположенная в алфавитном порядке», то словарь Даля – это алфавитный порядок, оживотворённый вселенской гармонией.

Даль не составил словарь – он воплотил его как всё духовное, способное воплотиться в вещественном: «С языком, с человеческим словом, с речью безнаказанно шутить нельзя; словесная речь человека – это видимая, осязаемая связь, союзное звено между телом и духом; без слов нет сознательной мысли... без вещественных средств этих в вещественноммире дух ничего сделать не может, не может даже проявиться...».

Оттого словарь Даля настолько гармоничен, что напоминает таблицу Менделеева: в нём все слова находятся на своих местах, определённых неподвластным человеку языковым промыслом. И эта гармония отторгает всё чужеродное и разрушительное. Потому, когда филолог И.А. Бодуэн де Куртенэ дополнил одно из изданий словаря бранными словами, гармония разрушилась, словарь рассыпался. В авторском же издании, без посторонних поправок и сокращений, слова нашли друг друга и преодолели страх одиночества.

Третий страх языка связан с потерей способности порождать новые смыслы. Это одиночество слова, лишённого одухотворённой мысли. И этот страх разрушает поэзия. Веками она вдыхает в язык новую жизнь. Так, в творчестве Николая Гумилёва, который, пожалуй, больше других поэтов написал стихов о стихах, стихов о слове и языке, воплотилась универсальная поэтическая «логософия», где природа слова постигнута поэтом уже настолько, что из инструмента изъяснения язык превращается в образ, идею.

На первый взгляд, может показаться, что Гумилёв говорит о разрушительной природе слова. Но оно всегда одинаково близко и к смерти, и к рождению:

В муках и пытках рождается слово,

Робкое, тихо проходит по жизни.

Странник – оно, из ковша золотого

Пьющий остатки на варварской тризне.

Или хрестоматийное:

В оный день, когда над миром новым

Бог склонял лицо своё, тогда

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города.

Если Даль в словаре воплощал слово, то в поэзии оно «развоплощается»: дух освобождается от всего земного, подобно тому, как хлеб становится Святым Причастием:

Но не надо яства земного

В этот страшный и светлый час,

Оттого, что Господне слово

Лучше хлеба питает нас.

Потому слово – это не цветовой спектр и не семь нот октавы. Словесные смыслы складываются не из множества комбинаций. Словам вновь и вновь сообщается неиссякаемая «мысль великая». Так преодолевается третий страх языка.

Младенец растёт на глазах. Он уже произнёс первое слово и сделал первый шаг. Но если первый шаг – это физическое движение, то первое слово – движение духовное. Через него, сам того не осознавая, младенец соединяется незримой, но нерасторжимой связью со своими родителями и родом, далёкими предками и созидателями языка: Гумилёвым, Далем, братьями Кириллом и Мефодием. Не просто осваивает язык, а становится «носителем мысли великой».

Михаил КИЛЬДЯШОВ

г. ОРЕНБУРГ

Ссылка на публикацию на сайте "Литературной России".