В 2014 году исполнилось 100 лет со дня рождения самобытного поэта-новотройчанина Петра Кузьмича Данилова.
Поэт окончил 8 классов, освоил множество профессий, работал на металлургическом заводе г. Новотроицка. Узник фашистских концентрационных и советских исправительно-трудовых лагерей. Реабилитирован. Автор многочисленных публикаций лирики, басен, книг «Все может быть», «Перед дальней дорогой». Был членом Союза писателей России с 1997г. Скончался в 1999 году.
В Новотроицке проходят вечера памяти П.К. Данилова.
Сегодня мы предлагаем читателям сайта весьма поучительные автобиографии П.К. Данилова, опубликованные в его книгах, а также его стихотворения.
Коротко о том, что со мной было и будет...
(предисловие к сборнику «Дальняя дорога»)
Пётр Данилов
Я появился на свет в германскую — или первую мировую — войну. Это было смутное, то есть невеселое, голодное и переменчивое время. Да и все последующие годы моей сознательной жизни были по существу борьбой за место, если не под солнышком, на припеке, то хотя бы возле небольшого костерка... Но зато в этой бескомпромиссной борьбе я за свои восемьдесят годов так основательно напрактиковался, что теперь меня голыми руками не возьмешь...
Как видите, я родился довольно давно, еще когда женщины на Руси жили в согласии с природой и кормили детей грудью; материнское молоко у меня на губах не просыхало года два, после чего я был переведен на жеваный хлеб, завернутый в ситцевую тряпочку. На этом высокопитательном корме меня в основном и держат до сих пор, благодаря чему из меня получился столь долговечный, "долгоиграющий" экземпляр сочинителя.
Мое безрадостное детство прошло в сыром подвале двухэтажного здания, где мой отец, болевший чахоткой, с утра до ночи сапожничал на хозяина этого дома, владельца лучшего в городе обувного магазина.
Отец мой был для того времени довольно грамотным человеком. Это он научил меня читать еше до моего поступления в школу. Не знаю почему, но я так пристрастился к чтению, что оно стало для меня сладкой потребностью, а для моих родителей — настоящим бедствием: керосин тогда был очень дорог и покупался не для чтения. Соседи жалостливо качали головами: по стольку читавши, мальчишка сойдет с ума. А родители, в свою очередь, опасались, что я ослепну раньше времени. Страсть к чтению укоренилась во мне на всю жизнь. Однако опасения отца с матерью оказались напрасными: я до сего времени читаю и пишу без очков, которых у меня вообще никогда не было.
Что касается сумасшествия, то пророчество соседей тоже не сбылось: с ума я не сошел, а впадать в детство еще только-только начинаю.
Лучшим другом и верным спутником в моей жизни была книга — где бы я ни был, что бы со мной ни стряслось. А жить и бывать мне довелось во многих местах нашей необъятной Родины. В одних местах побывал я по собственному желанию, в других — по воле случая, а в третьих — по усмотрению так называемых органов. Говорят: от тюрьмы и от сумы не зарекайся. От сумы я, конечно, до сих пор не гарантирован, а вот от тюрьмы давно и окончательно отрекся. Последний раз я сидел в калужской тюрьме сорок пять лет назад. Но и там, за полтора года нахождения под явно бесперспективным следствием, я успел прочитать около пятисот книг самого различного содержания. Думаю, что ни один профессор или лектор на свободе не имел ни такой возможности, ни столько времени для чтения! Недаром говорят: нет худа без добра...
Распираемый желанием передать свои мысли и чувства окружающим, я начал писать стихи в десятилетнем возрасте, еще когда учился в третьем классе. Потом, увидев, что стихи в одном случае могут заставить людей плакать, а в другом — смеяться, я начал писать по-серьезному. Начал, да так этим делом увлекся, что до сих пор не могу остановиться...
В разных местах и в разное время было опубликовано более трехсот моих стихотворений; басен и рассказов. Печатался я по преимуществу там, где жил и работал, — в местных районных, городских и областных газетах. До Москвы так и не дотянулся. Впрочем, и не особенно старался: ведь там, где я живу и тружусь, где я пишу и публикуюсь, — мне хорошо видно, что я стараюсь не напрасно, что мой труд идет на пользу людям, на общее благо. А кому это не интересно? Кому не радостно?
Я не знаю, хорошо это или плохо, но у меня нет определенной, "пожизненной", профессии; за свою долгую жизнь я переменил их столько, что все и не упомнишь. Не знаю, бедой или, наоборот, подарком судьбы следует считать мои бесконечные скитания, почти непрерывные страдания и крутые перемены в жизни. Но иногда думаю, если бы я тихо-мирно отработал, скажем, фрезеровщиком в одном и том же цехе, на одном и том же механическом заводе безвыходно сорок лет, что бы я увидел на своем веку? О чем мог бы написать и какими мыслями и чувствами, какими жизненными наблюдениями мог бы поделиться с людьми?
А сейчас у меня в записных книжках и черновых рукописях накопилось столько интересного, нужного, важного, что я просто не имею права сидеть теперь сложа руки, а потом унести с собой в могилу все это накопленное за долгие годы жизни богатство...
Я пишу (начал писать) мемуары, а это очень долгое, трудоемкое дело. Вот почему я озаглавил этот сборник стихов "Перед дальней дорогой". У меня впереди действительно очень долгий и нелегкий путь, но зато — это волнующий, светлый и радостный путь для меня и, надеюсь, какая-то польза для добрых людей. Пусть на наших жизненных ошибках учатся те, кто будет жить после нас с вами на земле нашей прекрасной Родины — России...
КОЕ-ЧТО О СЕБЕ, КАК О СОЧИНИТЕЛЕ
Пётр Данилов
Родился (а куда денешься!) в невеселое время — в самый разгар первой мировой войны, в 1914 году, еще при жандармах, императорах и каторжанах. Недавно справил (на двоих поллитра) свое первое семидесятипятилетие.
Родители мои - «породистые» трудящиеся: мамаша - прислуга у господ Щербаковых, а отец -рабочий на фабрике московского миллионера Коншина. Сам я принадлежу к многомиллионной когорте российского рабочего класса. Зарабатывать на жизнь начал с четырех годов: «нанимался» стеречь от кур бабушкину ромашку, которую она сушила на зиму.
А вот в школе учился всего только восемь лет, потом доучивался всю жизнь. Скоро должен окончательно поумнеть. Самое первое стихотворение написал в десятилетнем возрасте под впечатлением поездки в деревню на похороны любимой бабушки в буранную зимнюю ночь. Прочитав мое стихотворение, учительница вскользь, видимо не желая меня обидеть, заметила: «Что-то похожее я у Пушкина встречала». Она, наверное, имела в виду, что я попросту что-то списал у великого собрата по перу. А я, наоборот, был тогда, помню, без ума от радости: надо же, сочинил как Пушкин!
С тех пор и до сего дня пишу и пишу стихи, басни, рассказы, миниатюры, слова для песен, частушки и разные поздравления, стихотворные некрологи и еще бог знает что...
Прожил (еще не до конца) очень интересную жизнь. Побывал во многих местах нашей необъятной Родины, жил в десяти городах. Жилось всяко: бывал и глубоко несчастен, и безмерно счастлив.
Не гнушался никакой работы. Был грузчиком и сучкорезом, штукатуром и бетонщиком, кочегаром и мотористом, десятником и плановиком, сторожем и фотолаборантом, ткачом и дворником, счетоводом и свинарем, литсотрудником в газетах и обжигальщиком на кирпичных заводах.
Помаленьку печатался всюду, где жил и трудился (кроме тюрьмы и лагерей, конечно). В свое время не обделен был вниманием и «заботой» со стороны ГПУ и НКВД. Помимо своего желания попал в число врагов народа. Полтора года «сидел» в калужской тюрьме, десять лет «давал стране лес» в глуши Вятских лагерей. После - десять следующих лет, мытарился в качестве человека третьего сорта, а затем (тоже без моего вмешательства) так же легко и просто был реабилитирован.
Разумеется, служил в армии, был на фронте, являюсь участником Великой Отечественной войны. Пишу сейчас о той поре рассказы и воспоминания. В Новотроицке живу уже двадцать лет, из них пятнадцать отдано металлургическому комбинату.
В газетах и нескольких журналах опубликовано в общей сложности около двухсот моих произведений. Написанного мною хватило бы на два тома избранных произведений, а предприимчивости у меня не хватило даже на опубликование тоненького сборничка.
Однако, никогда не терял надежды на издание книги своих стихов. В крайнем случае, думал я,' хоть посмертно, но сумею эту свою мечту осуществить. Хочется ведь оставить после себя след в жизни...
Я, разумеется, полагаю, что пишу, стараюсь не напрасно и мои произведения приносят (или принесут когда-то потом) пользу людям. А так это на самом деле или не так — судить читателям.
Малютка
басня
У серого Бобра
Была с Бобрихой теплая нора,
И было кое-что нажито из добра,
Вплоть до батистовых пеленок.
Пришла пора,
В семье Бобра
Родился маленький Бобренок.
Бобры, конечно, как могли,
Бобренка от тягот житейских берегли:
Сначала сказки,
Потом салазки, альбом и краски -
Бобренок рос и в сытости и в ласке...
Пришла пора учиться первенцу,
А мать - бегом к отцу:
- Дадим ещё Малютке зиму покататься,
Успеет, чай, науки нахвататься.
В заботах о сынке прошел за годом год,
А тот,
Кой-как осилив 8 классов,
Успешно перешёл в компанью лоботрясов.
Отец, добра желая сыну,
Хотел его устроить на плотину,
А мать опять: - Набить мозоли?
Тебе свое дитя не жалко, что ли?
С тех пор в норе, что в кузне, перезвон:
Гитара, карты, самогон
И мат, и драка
(Последняя, увы, заканчивалась всяко)...
Но, так, не так ли -
Резервы у родителей, пришла пора, иссякли.
И в день рождения сынка
Никто ему не дал и пятака,
На что малютка
Отреагировал довольно-таки чутко:
Родную хату обобрал
И затемно удрал на шестиместной
Подвернувшейся коряге...
С тех пор нет слуху о бедняге.
Орлёнок
Бывшая пионерская, ныне — пенсионерская песня
Орленок, орленок, взлети выше солнца,
На Землю взгляни с высоты:
Где видится наше со Счастьем знакомство?
Где сбудутся наши мечты?
Орленок, орленок, взгляни-ка построже:
Где ясное солнце, где тень,
Быть может, живут где на нас непохоже,
Не в страхе за завтрашний день?
Орленок, орленок, скажи по секрету,
Ни зла, ни добра не тая:
Когда же та Правда, что бродит по свету,
Заглянет и в наши края?..
Сквозь гул пустоты, через бездну ненастья
Орленок кричит с высоты:
"Из тех, кто сидит дожидаючи стастья,
Остался один только ты!.."
