На сайте "Российский писатель" прошла онлайн-беседа с прозаиком, главным редактором "Российского писателя", секретарем правления Союза писателей России Николаем Ивановичем Дорошенко.
Ответы Николая Ивановича на вопросы, представляющие интерес и для оренбургского литературного сообщества, мы републикуем на нашем сайте.
Александр Иванов
Уважаемый Николай Иванович!
После Российского литературного собрания возникла перспектива объединения писателей в единый Союз.
1. Считаете ли Вы это возможным?
2. Каким Вам видится этот единый Союз?
3. Позволит ли единый Союз русской литературе выйти их информационной блокады?
4. Хотите ли Вы лично объединения Союзов?
Александру Иванову
1-3. Полагаю, Союзы останутся в их прежнем статусе. Например, в сфере науки остаются Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ) и Российский гуманитарный научный фонд (РГНФ) . Но на днях был создан Российский научный фонд с попечительским советом во главе с печально известным Андреем Фурсенко. И теперь уже именно в новообразованный фонд по федеральной программе были выделены деньги на развитие науки.
Вот и для писателей может быть создан некий единый центр "любителей словесности", который будет осваивать бюджетные средства. В качестве его членов будут туда приглашены сколько-то писателей и из нашего Союза. Но судьба некоммерческой литературы будет зависеть от того, кто войдет в его руководящие органы и как эти, вошедшие, себя поведут.
А если судить по Российскому литературному собранию, где и организационные, и "модераторские" полномочия были отданы Союзу российских писателей, а Союз писателей России оказался в роли статиста, то можно предположить, что в положении русской литературы ничего не изменится.
Да и надо нам понять, что отношение нашей власти к русской литературе как к вражеской - это не каприз Путина или кого-то другого, а позиция всего либерального интернационала, которая не только в России, а и во всей Европе проявляется и в культурной, и в сексуальной, и во всех прочих революциях. Т.е. речь идет не о том, захочет или не захочет Путин или кто-то иной вывести русскую литературу из информационной блокады, а о том, посмеет ли он выйти из подчинения либеральному проекту смены коренных народов в Европе и России на трудовые ресурсы, менее социально развитые и потому менее затратные ( на гастербайтеров). А посметь - значит, оказаться в одном ряду с национальными лидерами бывшей Югославии, а так же Сербии, Ирака, Ливии, Сирии и т.д.
Я уже не раз говорил об этом и опять повторюсь: нетрадиционная, модифицированная культура и литература в современном информационном обществе - это то же самое, что и газовые камеры или иные способы геноцида в век индустриальный.
4. Наш Союз писателей не разделялся в том смысле, в каком может быть разделено на части нечто целое. Даже если вспомнить расхожее мнение о том, что из Союза писателей России вышли евреи, то и оно не отвечает реальности, поскольку вышли не только евреи и – не все евреи.
Всё гораздо проще: вместе с изменением политической конъюнктуры и, соответственно, с появлением вакансий в новой номенклатуре, у писателей, относящихся к литературе как к способу зарабатывать деньги, появилась возможность оказаться к кормушке поближе. Вот и было создано движение "Писатели в поддержку перестройки" во главе с Анатолием Приставкиным, Аллой Гербер и – уже не помню кто еще там был во главе. И сразу всех иных писателей это движение объявило врагами перестройки и "красно-коричневыми", мол, Чубайса и Гайдара народ ненавидит не за то, что они преступники, а по национальному признаку. Потом движение преобразилось в параллельный Союз. И все бюджетные деньги шли только этому параллельному Союзу как верному стражу ельцинско-гайдаровских реформ. А когда вместо пламенных доносов, типа "Раздави гадину", власти понадобилась не доносы, а работные книги для сексуальной и культурной революции, то номенклатурой стали Ерофеев, Сорокин, Быков, Толстая и прочие, не имеющие революционных заслуг, авторы. Для обезумевших активистов движения "Писатели в поддержку перестройки" это была трагедия по типу, может быть, "Гадюки" Алексея Толстого. Чтобы её смягчить, Приставкину дали возглавить комиссию по помиловании, но потом его и убрали за его даже но нынешним меркам великие аппетиты. Алле Гербер и другим активистам тоже что-то дали в кормление. Но "простой народ" из новодельного Соэза оказался в положении голодной массовки. И теперь, с одной стороны, сотни в напрасном ожидании распахнувших рот профессиональных писателей и тысячи принятых для убедительности графоманов, конечно же, жаждут соединиться с Союзом всего лишь просто писателей.
Т.е. получилось так, что из нашего Союза сами вышли те его члены, которые пользовались пером, как ложкой, способные ради корыта на любое нравственное преступление. Так зачем же нам их опять заглатывать? Вот если бы вместе с ними наш Союз покинули писатели уровня Семичева или Перминова (я уже не говорю об уровне Распутина), то было бы о чем сожалеть. Ну, например, представьте себе, что при хрущевской оттепели от нас бы ушел Пастернак. Я бы захотел его вернуть. Но писателей такого уровня за пределами нашего, моего Союза – не имеется.
А литературного балласта у нас достаточно собственного.
Сэда Вермишева
Уважаемый Николай Иванович! Разрешите задать Вам несколько вопросов.
1. В последнее время идет много разговоров об объединении писательских Союзов. Но можно ли запрячь в одну упряжку «коня и трепетную лань»? Не будем уточнять, кто конь и кто лань. Но идеологические различия между союзами – факт, который невозможно игнорировать. Тем не менее, все Союзы декларируют, что они профессиональные, а не идеологические организации. Не лучше ли было четко и открыто продекларировать свои идеологические взгляды и, в соответствии с этим, целенаправленно работать именно с аналогично мыслящими писателями, постоянно стремясь расширять их круг? Разве организационно не раздельно существовали в царской России писатели различных направлений (славянофилы, западники и т. д.) Разве это было не естественным явлением и кто-то сомневался в правильности такой системы? Разве это лишний раз не подтверждает преимущества идеологических скреп над профессиональными? При этом речь не идет о снижении профессиональных требований.
Сэде Вермишевой
1. Позвольте ответить на этот вопрос более чем обстоятельно.
Отказ от государственной идеологии на уровне Конституции - это, в первую очередь, отказ либерального государства от общенациональной культуры, которую традиционное государство всегда оберегало и использовало как свой духовный ресурс (вспомним роль культуры и литературы в нашей победе над фашисткой Германией, объединившей против нас половину Европы). Потому что культура – это система запретов, запретов более радикальных, чем, например, запреты, составляющие систему идеологии. Не только потому, что практический смысл идеологии очевиден, а значение культуры не всем дано постигнуть за всю свою жизнь. В первую очередь потому, что для идеологии все средства хороши при достижения некоей вроде бы человеколюбивой цели, а в культуре цели и средства в противоречие не вступают.
Да и нежизнеспособна та идеология, которая произрастает не из культурной почвы.
Но, с другой стороны, поскольку идеология часто бывает не родным дитем культуры, то возникают между ними противостояния. Причем, не только противостояния в пространстве культуры. Да, весь Маяковский состоит из идеологии. Но и Бальзак был убежденным роялистом, а вот в романах своих он помимо собственной воли оказался антироялистом.
Чтобы понять, в чем сходство между Маяковским и Бальзаком, я сошлюсь на вот это суждение Лихоносова о Распутине: "В разгромные для нашей страны годы все почему-то считают позицию писателя В. Распутина политической. А это просто состояние его совести".
Т.е. Маяковскому просто повезло в том, что его совести не противоречила идеология советского государства. А вот коммуниста Шолохова совесть вынудила сострадать Григорию Мелихову, который вместо того, чтобы выбирать между красными или белыми в пользу красных, возвращается к родному сыну и к не белой и не красной родной земле.
Вот и писателей сегодня разделяют на Союзы не разные идеологии, а наличие или отсутствие совести. По крайней мере – разница в степени её концентрации.
А совесть от идеологии отличается точно так же, как благодать отличается от закона.
Что касается деления на "славянофилов" и "западников" в Золотом веке русской литературы, то его могли себе позволить лишь писатели, которые, по словам Герцена, "как двуглавый орел смотрели в разные стороны" и у которых "сердце билось одно".
Бьется ли у вас, уважаемая Сэда Константиновна, одно сердце с каким-нибудь порнографом и русофобом?
Не станете же вы выбирать между монархистом Достоевским и коммунистом Шолоховым?
То, что есть общего между Шолоховым и Достоевским – объединяет нас сегодня в единый Союз.
Всё прочее – в других Союзах.
Игорь Тюленев
Дорогой Николай Иванович!
Единый Союз писателей – это нереально.
Мы же не бараны, чтоб загонять нас в одно стойло...
А вот о чистке СП России нужно подумать?
Слишком много графоманов-шмелей набилось в наш писательский улей.
Предлагаю ужесточить приём в СП России!
Тюленев Игорь
Игорю Тюленеву:
Я тоже считаю, что надо ужесточить прием. И на съезде об этом мы вроде бы договорились.
А нас уже более семи тысяч.
С другой стороны, в какой-нибудь малонаселенной скандинавской стране – писателей не меньше на душу населения.
И еще – у нас теперь профессиональные писатели, живущие гонорарами, менее подобны писателям, чем те, которые живут не на гонорары, которые пишут как любители, даже являясь членами СП.
Я не знаю, сколько должно быть членов Союза писателей в России, чтобы они в своей массе стали фактором присутствия литературы в нашей текущей жизни.
При условии, что русская литература, мягко выражаясь , запрещена, сколько нас должно быть, чтобы запрет преодолевался?
Например, в моей родной Курской организации её умнейший глава Николай Иванович Гребнёв решил этот вопрос вполне мудро. К Курскому отделению СП России он добавил надстройку в виде Курской писательской организации, в которую вошли почти все активно пишущие. И вся Курская область наполнена теперь литераторами, не достигшими, может быть, твоего мастерства, но – своим, от души, "глаголом жгущие сердца людей". Это здоровая жизнь, это Русь, где самодельный лубок и местное скоморошество заряжает энергией ожидания истинных местных мастеров, где если попадутся "Коробейники" из самого Некрасова, то их запоют все .
Выход из обозначенной тобой проблемы я вижу в опыте Курского отделения СПР .
Уж если кто-то живет, как поэт, а должного мастерства не обрел, то пусть и он будет рядом с нами. А уж будучи на виду, будучи не отверженным, он может пенять только на себя, если мастером так и не стал, если в СП России его не приняли . Хотя – Кожинов не стал профессором, а для русской литературы он повыше многих академиков. И – нам не дано предугадать.
Я за устрожение приема в СП, но и мечтаю о том, чтобы во всех регионах появились такие, как у кропотливейшего Николая Ивановича Гребнёва, надстройки, дающие возможность всем пишущим, всем мечтающим выдохнуть из себя собственное волшебное "В горнице моей светло…" были рядом с нами, чтобы у них, наших братьев по высокой болезни , не было ощущения одиночества и отверженности .
Ну, если уж русский поэт уровня Виктора Кирюшина по замыслу либерального интернационала недоступен широкому русскому читателю (а его я могу поставить в один ряд с нашими классиками!), то пусть, как ты выражаешься, графоманы-шмели по всей стране в читательских душах сохраняют соты для его меда.
