Михаил Кильдяшов
Не давайте святыни псам!
Пятнадцать лет я преподаю в духовной семинарии церковное искусство. И всякий раз вступительную лекцию посвящаю тому, чтобы рассказать, насколько неточно и даже чужеродно здесь слово «искусство». Убеждаю, что если, скажем, икона, как и картина, создается с помощью линий и красок, это еще не повод именовать ее тем, что однокоренно «искусственности» и «искусу», когда все в ней естество, когда творчество для иконописца сотворчество с Богом.
На помощь приходят: преподобный Феодор Студит с его двустишием: «На иконы взирая, ты достигаешь / Несказанного вида небесных зрелищ»; князь Евгений Трубецкой в «Трех очерках о русской иконе» пишет: «Икона – не портрет, а прообраз грядущего храмового человечества»; Павел Флоренский – в «Иконостасе»: «…в тот момент, когда хотя бы тончайший зазор онтологически отщепил икону от самого святого, он скрывается от нас в недоступную область, а икона делается вещью среди других вещей».
Каждому, глядя на иконостас, хочется произнести, подобно Феофану Греку из фильма Тарковского: «Красиво все это…» Да, красиво, но той красотой, что не цель, а путь. Красотой, что не причина, а следствие. Следствие того, что все самое драгоценное – Богу. Поистине, избы на Руси крыли соломой, а купола покрывали золотом. Усердие, труд, талант – тоже Богу. Но главное – молитву.
Среди искусствоведов есть расхожее мнение, что якобы первым на эстетическую ценность древнерусской иконы обратил внимание француз Анри Матисс, побывавший в России в 1911 году. Увидев коллекцию икон Ильи Остроухова, он с восторгом сказал: «Русские не подозревают, какими художественными богатствами они владеют. Всюду яркость и проявление большой силы чувства. Ваша учащаяся молодежь имеет здесь, у себя дома, несравненно лучшие образцы искусства, чем за границей». Но только из-за этого восторга думать, что чужеземец открыл нам глаза на боговдохновенное творчество предков – великое заблуждение. Заблуждение также думать, что в советскую пору истончилась наша духовная связь с теми, кто способен был создать «Троицу» или сберечь Владимирскую икону Божьей Матери.
Иначе как тогда объяснить, что в лихолетье, когда заступничество за иконы, храмы, монастыри могло стоить жизни, возникает Комиссия по охране памятников старины и искусства Троице-Сергиевой лавры, в которой Флоренский, Олсуфьев, Мансуров, Каптерев, Шик, Александрова-Дольник не только сберегают великое наследие, но и разрабатывают уникальную методологию датировки, описи и хранения лаврских ценностей.
Как объяснить спасение древнерусских икон Павлом Кориным и Ильей Глазуновым, их богатейшие коллекции, переданные впоследствии государству.
Как объяснить «Андрея Рублева» Тарковского с его финалом, когда после трех часов черно-белого кино истосковавшимся по цвету глазам является в неотмирном цвете «молитва в красках» великого иконописца.
Как объяснить «Черные доски» Владимира Солоухина, где деревенская старушка говорит молодым коллекционерам: «Икона дошла из света веков, а теперь, как вы сами видите, ее поглотила тьма неизвестности. И вот вы ищете, ищете ее… А почему ищете? Потому что она свет, она огонечек, и тянет вас на этот ее огонек».
Извечная жажда света свидетельствует о том, что духовная связь поколений у нас нерасторжима, что наши глубинные культурные коды взломать невозможно, что русский человек никогда не отводит глаз от неба и стремится воплощать узренное в этом небе, старается соизмерять все свои деяния с небесным.
Первое поколение советских искусствоведов и музейщиков осознавали, что перенос церковных святынь из храмов в галереи – мера вынужденная, временная. Осознавали, что перевод разговора об иконах в эстетическую плоскость – единственная возможность спасения. Эти подвижники выполнили свою охранительную миссию. И как же страшно стало сегодня после известия от нашей Внешней службы разведки о том, что Украина нацелилась на передачу святынь Киево-Печерской лавры Италии, Франции, Германии и Ватикану. Запад заверяет, что это все ради сбережения, до мирных времен, с непременным возвратом.
Можно себе представить, как уже потирают руки западные коллекционеры. Лавра вот-вот превратится для них в новую Пальмиру, когда с молчаливого согласия, а точнее с подобострастного потворства нынешней украинской власти, многое уйдет именно к ним, станет предметом торга, обмена, станет лотами на негласных аукционах. Наверняка они уже приготовили ценники и для икон, и для книг, и для мощей святых. Не нужно даже конкретных подтверждений тому: пренебрежение историей, Божественными смыслами, расчеловечивание человека – главное подтверждение.
Но первостепенная цель врага – уничтожить лавру. Пока есть Киево-Печерская лавра, есть единый Русский мир. Пока есть Киево-Печерская лавра и мощи Нестора Летописца в ней, продолжается наша «Повесть временных лет». Пока есть Киево-Печерская лавра, затягивание ныне зияющей раны возможно: враждующие с нами братья однажды опамятуются, разглядят подстрекателя, распознают истинного врага, на которого мы и направим сумму славянских сил.
О том, что так будет, говорит нам сама лавра. Говорит она об этом и нашим врагам. Ее осаждали снаружи – осаду выдержали. Теперь, как жучки-короеды, в нее проникают изнутри – под личиной знатоков искусства и старины, у которых есть уже проверенное оружие: святотатство, богоборчество и богохульство.
Мой друг недавно приобрел на интернет-аукционе мощи святого неразделенной христианской церкви, жившего до раскола 1054 года и потому почитаемого и католиками, и православными. Их выставили на продажу после упразднения одного из французских приходов. «Пусть лучше будут у меня. В деревне церковь построю – мощи для антиминса уже есть», – так рассудил друг.
А если не антиминс и не храм? А если в иные руки? Несколько месяцев назад в интернете появился ролик, о котором даже страшно писать. Эсбэушники раздобыли мощи из лавры, прикрепил их к футболистам из настольной игры и сыграли «мощный матч». Фейк не фейк, но ведь они на такое действительно способны! «Если Бог за нас, то кто против нас?» Если они против Бога, то кто они?
Каким промыслительным на фоне всего этого оказывает скорое возвращение «Троицы» преподобного Андрея Рублева в Троице-Сергиеву лавру. Какая византийская симфония церковной и светской власти. Какой упреждающий духовный удар по врагу рода человеческого. Верим, что икона, возвращенная в одну лавру, способна удержать святыни в другой. Помним завет праведного Иоанна Кронштадтского, в котором каждое слово теперь несет особый смысл: «Я предвижу восстановление мощной России, еще более сильной и могучей. На костях… мучеников… как на крепком фундаменте будет воздвигнута Русь новая – по старому образцу, крепкая своею верою во Христа Бога и Святую Троицу».
Русские воины! Броня крепка, и танки ваши быстры! «Не давайте святыни псам». Мир Божий ждет вашего заступничества. Чает вашей Победы.
В газете "Вечерний Оренбург" опубликован очерк оренбургского краеведа, публициста, поэта, члена Союза писателей России Ивана Коннова "Загадка "белого человека", посвящённый таинственному в жизни А.С. Пушкина.
Михаил Кильдяшов
Имя ему - манкурт
Украина сдирает с себя историческую кожу
27 июля вступает в силу принятый ещё весной украинский закон «Об осуждении и запрете пропаганды российской имперской политики в Украине и деколонизации топонимии». Это логическое, а вернее, сюрреалистическое продолжение законов о декоммунизации и «почитании памяти борцов за независимость Украины в ХХ веке». Теперь вслед за советскими именованиями, монументами и символами будет искоренено всё, что связано с Российской империей.
Живо представляется такая картина. Зеленский с остервенением рвёт жовто-блакитный флаг: в жёлтом он увидел примету имперского флага, в синем – российского триколора. Затем замахивается на герб Киева, хочет соскрести с него архангела Михаила: ведь такой же на гербе русского города Архангельска и – о ужас! – на гербе ДНР. Но в последний момент останавливается: вспоминает флаг Брюсселя, где архистратиг разит сатану. Как буриданова осла, Зеленского терзают мучительные сомнения.
Но главное – слово. Главное – вытравить названия улиц, проспектов, городов, регионов, чтобы ни одно имя не напоминало о ненавистном имперском колониализме. Имя – не просто оболочка, не просто форма. Это содержание, это уже сама суть, и всё на свете становится таким, каким его именуют. Переименование есть перерождение, а иногда вырождение.
Потому атака на русскую и советскую топонимику – атака на саму Россию. Это, может быть, самый важный фронт противостояния. Там, где в лютой ненависти невозможно пойти в «контрнаступ», можно ударить по исторической памяти, по культурному коду. В схожем порыве первобытные люди пожирали сердце врага, уверенные, что обретают его силу.
Украина сдирает с себя историческую кожу. Слой за слоем срезает эпохи: советскую, теперь имперскую. Ставит на кровоточащие раны нелепые заплатки. Там, где были Пушкин, Некрасов, Багратион, Макаренко, Матросов, маршал Тимошенко возникли Левко Лукьяненко, Денис Антипов, Сергей Береговой, Дмитрий Дорошенко, мало о чём говорящие даже украинцам, а ещё Байрон, Жюль Верн, Рене Декарт, видимо, внёсшие огромный вклад в незалежность Украины. Окровавленная переименованная она встаёт на исторические весы, а ей говорят: «Ты взвешена на весах и найдена слишком лёгкой».
Украинская власть думала, что пожирает врага, а в итоге пожрала саму себя. Но она обязательно продолжит движение вглубь веков. Обнаружит там Киевскую Русь, Киев – мать городов русских, православных русских князей, которых сатана тоже повелит вытеснить из памяти.
Зеленскому придётся искать новое имя для Киева, вокруг которого сложилась могучая средневековая империя, уже тогда, наверное, притеснявшая самостийных укров. «“Кличковск” или “Бандервск”?», - задумается Зеленский. Содрогнувшись, он осознает, что носит имя одновременно российского президента, Ленина и князя – крестителя Руси. Станет искать себе новое, размышляя, кому и как лучше угодить: «Джо? Эммануэль? Олаф? А может быть, Адольф?». Но лучше всего – Манкурт.
Ночами к Зеленскому часто приходит дед-фронтовик, награждённый двумя орденами Красной Звезды, и, как мать Манкурта из романа Чингиза Айтматова, говорит нерадивому внуку: «Разве не проклял ты меня, падая в бездну беспамятства, страшным проклятьем».
Что делать нам в этом противостоянии? Мы должны нанести контрудар. Но не в коем случае не равнозначный по сути. Мы не вычеркнем, например, имя Тараса Шевченко, в память о котором названы улицы во многих русских городах. Наш путь иной.
На картах современной России должен появиться Сталинград. Можно по-разному относиться к Сталину, но Сталинградская битва свята. Сталинградская Победа незыблема. Сталь русского духа неодолима.
Наш нынешний враг боится Сталинградской битвы как победоносной энергии, которой хватит нам на многие века. Он дрожит от одного только имени «Сталинград». Неслучайно в Киеве первым делом переименовали проспект Героев Сталинграда и улицу Родимцева – генерала, чья дивизия самоотверженно сражалась за Мамаев курган. Сталинград – вот ось русского времени. Вот ответ в противоборстве имён и смыслов. От великой реки Волги не убудет.
В газете "Вечерний Оренбург" вышел очерк известного публициста, литературоведа, очеркиста, поэта, члена Союза писателей России Ивана Глебовича Коннова, посвящённый советскому футболу.
Михаил Кильдяшов
Лавра вызывает огонь на себя
если есть Киево-Печерская Лавра, значит, есть русский мир и Украина как неотъемлемая часть в нём
Продолжается осада Киево-Печерской Лавры. Но враг не пытается ворваться туда с оружием, снести монастырскую ограду, взломать храмовые двери, остановить богослужение. Штурм — изощрённый, лукавый.
Совсем недавно наша Служба внешней разведки узнала о сговоре украинских властей с ЮНЕСКО по поводу передачи лаврских ценностей странам Запада, и вот теперь новое тревожное известие. Насельники Лавры, по указанию украинского Минкульта, должны освободить несколько жилых и административных корпусов и передать ключи Национальному историко-культурному заповеднику, расположенному на территории Лавры. Подобные попытки уже предпринимались несколько месяцев назад. «Только в безответственных странах совершается такое злодеяние», — выступил тогда наместник митрополит Павел.
Казалось бы, отъём хозяйственных помещений, это ещё не запрет богослужения, не изгнание монахов, но наша история знает подобную последовательность действий. Именно в такой логике в пору гражданской войны закрывали Троице-Сергиеву Лавру. Сначала под предлогом светских нужд выселили из келий монахов, затем стали конфисковывать церковные ценности и богослужебную утварь и уже потом оборвали молитву, которая не прекращалась в монастыре пятьсот лет.
У обители преподобного Сергия Радонежского тогда оказались заступники: священник Павел Флоренский с единомышленниками увещевал, необходимо сохранить Лавру как музей, «живой музей», каждый экспонат которого способен раскрыться во всей полноте лишь во время литургии, убеждал, что необходимо «оставить Лавру монахам», среди которых найдутся профессиональные экскурсоводы и хранители. Благодаря подобной дипломатии, благодаря переводу разговора о православных святынях в эстетическую плоскость удалось спасти многое и многих.
Но тогда работники культуры в большинстве своём были единомышленниками священнослужителей, теперь же это противники и инструмент в руках захватчиков. Заповедник будет планомерно отвоёвывать пространство Лавры. Конечная цель врага — не ценности Лавры, а историческая память, лаврские алтари и престолы, которые он стремится осквернить и разрушить.
На Лавру нацелились, как на военную базу, как на укрепрайон, как на стратегический объект. Почему так? Потому что если есть Киево-Печерская Лавра, значит, есть русский мир и Украина как неотъемлемая часть в нём. «Мы вокруг своей святыни / Все с любовью собраны» — писал в XIX стихи Алексей Хомяков о богомольцах, пришедших в Киев со всей Российской империи. Если есть Киево-Печерская Лавра, значит, наша общая «Повесть временных лет» продолжается. Если сбережём Лавру, наши братья однажды опамятуются, разглядят истинного врага, на которого мы и направим сумму славянских сил. Лавра — наш духовный плацдарм на Украине.
Всё происходящее убеждает в том, что военное противостояние давно переросло в духовную брань. Это противоборство не просто армий, боевой техники или мировоззрений, образов будущего. Это противоборство света и тьмы. Молитва — высокоточное и самое действенное оружие. В молитвенном единении и миряне, и священство, и монашествующие — все — нерасторжимый духовный щит. С молитвой и танки наши идут быстрее, и артиллерия наша бьёт прицельнее.
Но тьма атакует люто. Лавра рассекает тьму. Лавра вызывает огонь на себя.
Еще статьи...
- Михаил Кильдяшов принял участие в проектной сессии движения "Русская мечта" и "Изборского клуба" в Луганске
- Архитектор метафор: беседа Виталия Аверьянова и Михаила Кильдяшова к 85-летию Александра Проханова и 10-летию Изборского клуба
- Иван Ерпылёв принял участие во встрече редакторов толстых журналов на фестивале "Химки"
- Иван Ерпылёв принял участие в подведении итогов конкурса "Романтика поколений" в Орске