<>

СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ

Оренбургская писательская организация

Стихотворения поэтессы, переводчицы, члена литературного объединения имени В.И. Даля Татьяны Крещенской были опубликованы в сборнике "Новые писатели - 2015", который был издан по итогам Всероссийского семинара-совещания молодых писателей в Липках, который прошел в 2014 году.

Татьяна принимала участие в этом совещании, и ее творчество получило высокую оценку руководителей семинара.

Поздравляем с публикацией!

В центральной газете "Литературная Россия" опубликована статья нашего земляка, поэта, литературного критика, публициста, доцента Литературного института имени М. Горького Геннадия Николаевича Красникова "Что в котомке у Марии".

03

Внешне как бы проста поэтика Сухоруковой – никаких изысков и фокусов формальных, никакой острой приправы для завлечения читателя. Но в этой простоте есть прозрачность родника, прозрачность неба, сквозь которые просвечивает русская душа, русская судьба. 

Посему и мы, имея вокруг себя такое облако свидетелей,

свергнем с себя всякое бремя и запинающий нас грех

и с терпением будем проходить предлежащее нам поприще,

взирая на начальника и совершителя веры Иисуса,

Который, вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест,

пренебрегши посрамление, и воссел одесную престола Божия.

Евр.12:1, 2

    Бывает, слушаешь на сегодняшних поэтических вечерах выступления современных стихотворцев, видишь, как изощрённо и лукаво плетут они филологические тенёта, предназначенные исключительно для «посвящённых», умеющих восторженно оценить всю эту эффектную словесную имитацию мыслей и чувств, и думаешь – а ведь, пожалуй, среди подобной «высоколобой» публики затерялся бы, был осмеян, в лучшем случае снисходительно выслушан как примитивный простак, попавший не по адресу, тот, кто с всклокоченными седыми власами, с горящим сквозь блестящие стёкла очков взором, в привычно небрежно расстёгнутом фраке, прочёл бы здесь своё такое простое и неброское стихотворение:

Эти бедные селенья,

Эта скудная природа –

Край родной долготерпенья,

Край ты русского народа!

Не поймёт и не заметит

Гордый взор иноплеменный

Что сквозит и тайно светит

В наготе твоей смиренной.

Удручённый ношей крестной,

Всю тебя, земля родная,

В рабском виде Царь Небесный

Исходил, благословляя.

    Вот такими, подобными приведённым здесь тютчевским строкам (не сравнивая, конечно, авторов!), – смотрятся на первый взгляд незамысловатые, простодушные и чистые по первозданной сути своей стихи нижегородской поэтессы Марии Сухоруковой…

    В том, что Мария Сухорукова природный самобытный Поэт, я, раз только увидев впервые её лично, услышав, как она читает написанное, узнав, как она живёт (так живут только птицы небесные!..) – убедился без всяких сомнений. Не мог лишь определить для себя, в чём обаяние простоты и какой-то доверчивой открытости перед миром её стихов. Так рисуют художники-примитивисты; так по-детски заглавными буквами записывала свои живописные строчки Ксения Некрасова… Вот поэтические рисунки Марии Сухоруковой:

Небо землю в ладонях катает,

Звёздной пылью ночами пыля.

Голубою снежинкою тает

И никак не растает земля…

(«Голубая снежинка»)

                       ***

Снег до земли не долетал,

Не смог к ней, вешней, прикасаться.

И таял он, как будто знал,

Что здесь ему не удержаться.

    Так верят, как говорил старец Григорий Долбунов, «чисто, от души, от сердца» (ведь именно «чистые сердцем Бога узрят», и вся русская философия есть философия сердца!)… Мария Сухорукова сердцем видит и чувствует картины сегодняшнего мира:

Я слышу небесные вздохи,

В которых грозы чистота.

Чем взоры темнее эпохи,

Лучистее Очи Христа.

Подробнее: Статья Геннадия Красникова в "Литературной России"

Текст: Эльмира Муратова

На сайте ntsk.ru размещена информация о встрече писателя, члена Союза писателей России Александра Ивановича Муленко с читателями в Новотроицкой городской библиотеке.

Новотроицкий писатель Александр Муленко представил вниманию читателей Центральной городской библиотеки свою новую книгу «Остров Иванушкина Миши». Это художественное повествование о дружбе трех мальчиков.

Однажды одному из них – Мише подарили карту. И с тех пор у главного героя появилась большая мечта – построить корабль и найти свой остров. Словно художественная картина, она висела на стенке. Тонким пунктиром на карте были отмечены государственные границы стран. Через неделю Миша выучил назубок все столичные города, а еще через месяц изучил, как добраться водным путем до Америки. Наизусть знал, какие проливы при этом ему придется преодолеть. Больше всего мальчика удручало, что все земли открыты, и его фамилия навсегда потеряна для географии. Не желая мириться с этой несправедливостью, он все-таки поставил на карте в районе Тихого океана маленькую точку и назвал ее островом Иванушкина Миши.

Следует отметить, что это не первое произведение нашего земляка. В библиотеке можно взять и почитать его книги: «Амнистия», «Волшебное озеро», «Должник», «Синие листья». Он часто печатается в альманахе «Гостиный двор». Кроме того, работы новотроицкого автора пользуются большой популярностью и в сети Интернет.

Много лет местный писатель жил вдали от родины. В родной город Муленко вернулся в 1992 году. Работал на комбинате огнеупорщиком. Активно занимался альпинизмом, туризмом, играет в шахматы. Александр Муленко - член Союза писателей России, орского литературного объединения «Сонет», победитель первого международного конкурса литературы и культуры «Славянские традиции», вошел в число призеров интернет-конкурса «Литературная Вена – 2009». Встречу новотройчан с этим интересным и неординарным человеком организовала заведующая сектором краеведения ЦГБ имени Горького Наталья Турцова.

В общероссийской еженедельной газете "Русский вестник" от 03.09.2015г. была опубликована статья публициста, поэта, литературного критика, руководителя Оренбургской областной общественной писательской организации М.А. Кильдяшова "Империософия о. Павла Флоренского".

 Принято считать, что в плеяде философов так называемого русского духовного Ренессанса рубежа ХIХ–ХХ веков, может быть, за исключением Ильина, не сложилось философов-государственников, патриотов-почвенников, радетелей за судьбу народа таких, как например, Хомяков или Иван Аксаков. В значительной степени это мнение обосновано, если учесть, что многие представители этого духовного Ренессанса оказались под влиянием западного модернизма, говорили о необходимости не только институционального, но и догматического реформирования церкви, об исповедании, по выражению мережковского, «Третьего Завета». При этом народная культура была для них не чем-то первородным, исконно своим, а воспринималась как чужеродная экзотика, существовавшая в беспредельно далеком мире. Подобное состояние можно определить словами все того же Ивана Аксакова как «отчужденность интеллигенции от народной стихии». 

   Особняком в ряду философов духовного Ренессанса стоит о. Павел Флоренский. В пользу его погруженности в народную жизнь, деятельного участия в ней говорит целый ряд эпизодов биографии философа и священника. Во-первых, его постоянное радение о сбережении национальной культуры: промыслов, диалектного языка, фольклора. В 1905 году в предисловии к собранию частушек Костромской губернии Нерехтского уезда Флоренский писал: «…есть причины торопиться с изучением нашего быта. Железные дороги, фабрики, технические усовершенствования, освободительные идеи и газетчина – эти факторы являются гнилостными микроорганизмами, все ускореннее разлагающими быт. Возможно, что лет через 10–15 не останется и следа от многих из бесценных сокровищ фольклора, которыми владеет наша Родина. Пока можно еще, пока есть время, надо сохранить, что успеем». 

   Во-вторых, когда в 1915 году по инициативе Великой княгини Елизаветы Федоровны был снаряжен «военно-санитарный поезд № 234 имени Черниговского дворянства при Общедворянской организации помощи больным и раненым воинам», о. Павел был командирован в его составе «для исполнения пастырских обязанностей» и одновременно – в качестве санитара. 

   В-третьих, в пору Гражданской вой-ны, неоднократно имея возможность эмигрировать, Флоренский осознанно остался в родном отечестве, стараясь делать все для сохранения культуры. Именно его радениями и подвигами удалось сберечь главу преподобного Сергия Радонежского и спасти ризницу Троице-Сергиевой лавры от разорения. 

   Ряд примеров радения Флоренским за русский народ и его наследие можно продолжить, но важно подчеркнуть, что подобное радение всегда было связано со сбережением Отечества, его прошлого и настоящего. 

   В философском наследии о. Павла (по крайней мере в опубликованном) мы не встретим обстоятельной, монографической работы, посвященной феномену государства. Но при этом утверждать, что Флоренский был аполитичен, верно лишь отчасти. Да, в юности он не избежал влияния различных политических учений, как не избежали увлечения легальным марксизмом Бердяев и о. Сергий Булгаков. Хотя, с другой стороны, Флоренский пожалуй, единственный философ своего поколения, который впервые был арестован еще в царской России. Это произошло в 1906 году, когда о. Павел с амвона произнес проповедь «Вопль крови» о необходимости отмены смертной казни, поводом к чему послужил расстрел лейтенанта Шмидта. 

   Единственной работой общественно-политического характера, в которой Флоренский последовательно высказал свои суждения о принципах государственного устройства, стал трактат 1933 года «Предполагаемое государственное устройство в будущем». Особенность этого сочинения в том, что написано оно было Флоренским уже в заключении. В ходе следствия ему предложили обстоятельно изложить свои взгляды на то, каким должно быть государственное устройство. 

   В сочинении затронут целый комплекс проблем, касающихся феномена государства. Флоренский говорит об управленческом аппарате, образовании и воспитании, о религиозных организациях, сельском хозяйстве, добывающей и перерабатывающей промышленности, о финансовой системе и торговле, о кадровой политике, научных исследованиях, здравоохранении, быте, внешней и внутренней политике. 

   Само государство позиционируется о. Павлом как нечто «целое, охватывающее своей организацией [...] всю совокупность людей». При этом говорится о примате государства над личностью, о первостепенности коллективного интереса относительно личного, о необходимости «направлять целое к задачам, не актуальным индивидуальному интересу, стоящим выше и делающим историю». 

   Феноменология государства, по Флоренскому, заключается в том, что при его монолитности, подчиненности одной общей сверхзадаче сохраняется все многообразие составляющих его элементов: «Государство должно быть столь же монолитным целым [в своем] основном строении, как и многообразно, богато полнотою различных интересов, различных темпераментов, различных подходов к жизни со стороны различных отдельных лиц и групп. Только этим богатством индивидуальных, групповых, массовых проявлений живо государство. Мудрость государственного управления — не в истреблении тех или других данностей и даже не в подавлении их, а в умелом направлении, так чтобы своеобразия и противоречия давали в целом государственной жизни [нужный] эффект». 

   Подобный ансамблевый принцип государства, при котором самобытность каждого подчеркивает самобытность всех остальных, относится прежде всего к гармонизации национальных культур: «Индивидуализация языка, экономики, быта, просвещения, искусства, религии [каких-либо] меньшинств рассматривается не как печальная необходимость или временная тактическая мера, но как положительная ценность в государственной жизни. Подобно тому, как разнообразие культур в сельском хозяйстве дает возможности интенсивного хозяйства, так и многообразие народных культур дает возможность государству иметь такое богатство характеров, интересов жизни, […] экономических преимуществ, которого не может быть при монотонном однообразном населении. Очень скучно, когда и в Керчи, среди греческих развалин, и в Мариуполе, овеянном воспоминаниями о Пушкине, и по Черноморскому побережью, и в Тифлисе, и даже на нагорьях Чиатур, везде видишь "нигде кроме, как в Моссельпроме". Но это не только скучно, но и симптоматично: всякий район должен творить свои ценности, нужные всему государству. И нивелировать эти возможности значит лишать великое государство смысла его существования, тогда нет великого: оно становится лишь большим». 

   Такое государство становится наднациональным единством имперского типа, куда, наряду с языком и темпераментом, литературой и искусством, обычаями и верованиями, каждый народ привносит особенности климата и природных ресурсов, типов хозяйствования и промыслов. 

    И, для того чтобы привести к монолиту подобную разнородную субстанцию, необходим подлинный лидер, способный к прозрениям и проявлению исторической воли: «Требуется лицо, обладающее интуицией будущей культуры, лицо пророческого [склада]. Это лицо, на основании своей интуиции, пусть и смутной, должно ковать общество. Ему нет необходимости быть ни гениально умным, ни нравственно возвышаться над всеми, но необходима […] гениальная воля — воля, которая стихийно, может быть, даже не понимая всего, что она делает, стремится к цели, еще не обозначившейся в истории». 

   Эти ключевые выкладки из трактата убеждают в том, что Флоренский, по крайней мере на зрелом этапе своего творчества, был не просто государственником, а сторонником конкретного государственного типа – Империи. 

   Но так как основной корпус работ о. Павла носит онтологический характер, будет интересным остановиться именно на философском понимании империи, на особой империо-софии Флоренского, которая вычленяется из ряда его статей, монографий и писем. 

   Первое, на чем сосредоточимся, – это пространственно-временная феноменология империи. Рассуждая об особенностях пространства древнерусской иконы, Флоренский обратил внимание на то, что в ней, в противоположность линейной перспективе светской живописи, предметы расположены по принципу «Чем дальше в нем нечто, тем больше, и чем ближе – тем меньше». Флоренский назвал эту особенность «обратной перспективой»: когда созерцая икону или фреску, мы начинаем «ощущать полную свою несоизмеримость с пространством фрески. Мы не втягиваемся в это пространство; мало того, оно нас выталкивает на себя». Важно, что в данном случае мы имеем дело не просто со способом организации духовного пространства на плоскости, а со средневековым мировидением наших предков, с их «своеобразным охватом мира», духовным зраком, когда ты не выпячиваешь себя в мир, а концентрируешь его на себе, гармонизируешь его в себе. Именно такое мировидение передалось нам по наследству, и, видимо, из него произрастает наша извечная идея и стремление к собиранию русских земель, к их имперской концентрации. 

   Имперское время Флоренского соотносимо с его философией рода, согласно которой каждый индивид мыслит себя не обособленной единицей, а связующим звеном между предками и потомками. В завещании своим детям Флоренский писал: «Не забывайте рода своего, прошлого своего, изучайте своих дедов и прадедов, работайте над закреплением их памяти. Старайтесь записывать все, что можете, о прошлом рода, семьи, дома, обстановки, вещей, книг и т.д. Старайтесь собирать портреты, автографы, письма, сочинения печатные и рукописные всех тех, кто имел отношение к семье, к роду; знакомых, родных, друзей. Пусть вся история рода будет закреплена в вашем доме и пусть все около вас будет напитано воспоминаниями, так чтобы ничего не было мертвого, вещнаго, неодухотворенного». 

   Таково родовое измерение времени, которое зиждется на кровном родстве. Но есть и иное родство – духовное, когда членами семьи становятся поэты и писатели, книги которых хранятся в семейной библиотеке. Или еще более высокая степень родства – родство соборное, преодолевающее время в молитве, читаемой из века в век: «В храме поют «Христос воскресе!». Этот гимн, точь-в-точь теми же словами и в той же мелодии, поют сейчас по всем храмам, церквам и часовням России. Точь-в-точь так же пели его наши далекие предки; благочестивый царь Алексей Михайлович, Александр Невский с своей дружиной слушали и повторяли те же слова. Мало того, в темных римских катакомбах при свете масляных медных и глиняных светильников первые христиане пели ту же песнь». Таково духовное время империи. 

   Второй аспект имперской феноменологии Флоренского состоит в том, что наше мировоззрение сформировали три основополагающие силы: «греческая вера, принесенная нам монахами и священниками Византии, славянское язычество, которое встретило эту новую веру, и русский народный характер, который по-своему принял византийское православие и переработал его в своем духе». 

   Из «греческой веры» на нашей почве произросла идея монархии, помазанника Божия, идея богоизбранности и богоданности власти: «Вера в царское самодержавие, мистическое к нему отношение – это один из непременных элементов православия, и поэтому изменения в способах управления страной наносят православию новый удар». Отсюда необходимость единоличного правителя является не просто традиционно предпочтительной, а духовно необходимой. 

   «Славянское язычество» сформировало особое сакральное отношение к природе, одушевило ее, напитало наш фольклор многоликими поэтическими образами. Именно природа определила наше отношение к жизни и смерти, как к чему-то цикличному, подобному сельскохозяйственному годовому кругу с умиранием и рождением зерна. 

   «Русский народный характер» сложился под влиянием труда и климата. И тот, и другой всегда требуют собранности, сосредоточенности и максимальных усилий – физических, интеллектуальных душевных. 

   Так, казалось бы, три взаимоисключающих явления: «греческая вера», «славянское язычество» и «русский народный характер» – стали опорными столпами в созидании империи. 

   Воплощением идеального русского бытия, разворачивающегося во времени и пространстве, в представлении Флоренского стала Троице-Сергиева лавра: «…здесь, в Лавре именно, хотя и непонятно как, слагается то, что в высшем смысле должно называться общественным мнением, здесь рождаются приговоры истории, здесь осуществляется всенародный и, вместе, абсолютный суд над всеми сторонами русской жизни. Это – то всесторонне жизненное единство Лавры как микрокосма и микроистории, как своего рода конспекта бытия нашей Родины». 

   Пребывая близ лавры, на Маковце, о. Павел особенно любил ночную пору: «Выйдешь безлунной ночью в сад. Потянутся в душу щупальцы деревьев: трогают лицо, нет преград ничему, во все поры существа всасывается тайна мира. Мягкая, почти липкая тьма мажется по телу, по рукам, по лицу, по глазам и огустевает, словно осаждается на тебе, и ты – уж почти не ты, мир – почти не мир, но все – ты, и ты – все. Точнее сказать, нет очерченной границы между мной и не-мной. В корнях бытия – единство, на вершинах – разъединение. Это единство особенно чувствуется, когда идешь по сельской дороге безлунною-беззвездною летнею ночью. Движешься – прорезываешь густую смолу, а расширившиеся, вросшие друг в друга вещи так и мажут по щекам, по лбу. Первооснова сущего открыла недра свои, и не знаешь – к чему нужна личность». 

   Что прозревал он тогда, преодолевая преграды и познавая тайну мира? Быть может, ему являлись все грядущие испытания на Забайкалье и в Соловках, открывался неминуемый расстрел. А может быть, он видел в Божественном сиянии и славе великую Империю, за которую и пошел на крест. 

   Ссылка на статью.

В преддверии 80-летнего юбилея Оренбургской областной общественной писательской организации Союза писателей России по эскизу члена Союза художников, оренбургского художника Владимира Боброва дизайнер Федор Абленин разработал логотип, который предполагается использовать при проведении юбилейных мероприятий.