<>

СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ

Оренбургская писательская организация

Геннадий КРАСНИКОВ

«ПОЭЗИЯ – СЛИШКОМ СЕРЬЁЗНАЯ ВЕЩЬ…»



Николай Заболоцкий не вписывается ни в какую современную ему поэтическую или идеологическую систему. Он отдéлен и отделён от всех собственной индивидуальностью. Невозможно найти в нём заметных следов соседства по эпохе ни с Маяковским, ни с Пастернаком, ни с Твардовским, ни даже с наиболее близким ему по духу Мартыновым. Может быть лишь проза Андрея Платонова и Михаила Зощенко каким-то своим краем обнаруживает очень отдалённый параллелизм в одинаково услышанном характерном трагическом звуке времени. Недаром даже со своими друзьями по известной, при его участии созданной, группе единомышленников Обериу, с Даниилом Хармсом, Николаем Олейниковым, Александром Введенским он расстался в начале 30-х годов (как в своё время Есенин с имажинистами!), не только без душевных терзаний, но, кажется, даже с настоящим облегчением, так как ему изначально были тесны всякого рода "программные установки". Тем более что его товарищи получали удовольствие от превращения поэзии в игру, в блестящую словесную эквилибристику, в элитный клуб хохмачества и зашифрованности в бессмыслицу. ("Анемичное лицо - Ваш трюк" - писал Заболоцкий А. Введенскому). Но для него, начавшего писать стихи с одиннадцати-двенадцати лет, и сразу осознавшего, что "это уж до смерти", поэзия, как позднее он сам сформулирует ещё жёстче, слишком серьёзная вещь. Настолько серьёзная, что именно по её казнящей милости пройдёт он через страшные муки тюрьмы и лагерей (1938 - 1944). Это и давало ему право на жёсткость:

   ...И в бессмыслице скомканной речи
   Изощренность известная есть.
   Но возможно ль мечты человечьи
   В жертву этим забавам принесть?

В рамках проповедуемого официального социалистического реализма у Заболоцкого было своё направление, которое можно было бы назвать "диалектическим реализмом". И здесь у него есть действительно блестящие образцы поэзии, в которых ему не было равных. Назову среди них  - "Сквозь волшебный прибор Левенгука", "Читайте, деревья, стихи Гезиода", "Воздушное путешествие", "Я воспитан природой суровой...", "Вчера, о смерти размышляя", "Завещание", "Когда вдали угаснет свет ночной" и даже такое известное стихотворение как "Не позволяй душе лениться".

На первом месте у лирического героя здесь - ум, логика, интеллект, воля к самопознанию и познанию мира. Отсюда его так называемая "натурфилософия". Его сознательный (не в угоду официальной атеистической идеологии), сугубо личный  материалистический, позитивистский взгляд на мир. С этим связан его интерес к естественнонаучным работам Гёте, Энгельса, Вернадского, Тимирязева, к Средневековью (с гуманистическим "полнокровным оптимизмом"), к пиршеству плоти и рациональному уму Рабле. Корни его атомистического мышления берут начало в знакомстве с трудами Циолковского и в личной переписке с ним.

Вообще к стихам Николая Заболоцкого (лишь к последнему периоду в меньшей степени) можно было бы применить термин - "разоблачение". Причём его "разоблачение" происходит как бы в трёх планах: 1) в буквальном смысле - раздевание, сбрасывание облачений фальши, 2) уличение, суд , 3) разоблачение - как лишение небесности, низведение на землю с облаков бессмертного духа. Об этом, последнем, Заболоцкий, убеждённый материалист и диалектик-натуралист, лишь раз (в самом начале творчества) вздохнёт по молодости с лёгким сожалением: "Божественный Гёте матовым куполом скрывает от меня небо, и я не вижу через него Бога".  

Из мира, который на фантомном дрейфующем острове «Столбцов» и новой страны увидел и описал Заболоцкий, вынут духовный стержень - и всё превращается в ужас, в катаклизмы, безысходность и бессмыслицу
О себе он скажет в одном из стихотворений "Я сделался нервной системой растений". Но горький груз пережитого, личная семейная драма последнего периода жизни, долгий опыт наблюдения над парящим в мировом океане полуреальным "островом"- фантомом, что-то пробуждали и оттаивали в больном сердце поэта, словно возвращая ему генетическую память. Уже в письме из тюрьмы он произнесёт знаменательные слова: "...Живая человеческая душа теперь осталась единственно ценной". Его потрясёт случай, когда к нему, полуголодному, загнанному и униженному лагернику, проходящему мимо кладбища, подойдёт незнакомая старушка и протянет пару бубликов и варёное яичко - поминальную милостыню: "Не откажите, примите". Сколько христианского милосердия и такта в этом великом "Не откажите"! И сколько нечаянного напоминания, что подлинная Россия не умерла и только ждёт часа освобождения от оцепенения и наваждения. Как знать, быть может это и сама тайная, скрытая до поры, Россия, подошла в тот день к горемычному русскому поэту. И поэт увидел, что кроме жуков, муравьёв, лошадей, деревьев, описываемых им, - есть ещё люди. Не лубочные сплющенные фантомы, не говорящие схемы из «Столбцов», а всё ещё живые страдающие люди - "Некрасивая девочка", прачки из стихотворения "Стирка белья", лесник из "Лесной сторожки" или девочка из "Городка", о которой так проникновенно напишет Заболоцкий:

     ...Ой, как худо жить Марусе
   В городе Тарусе!
   Петухи одни да гуси
   Господи Исусе!

Но, безусловно, высшим достижением русской поэзии ХХ века стал трагический цикл Николая Заболоцкого "Последняя любовь", и особенно гениальное стихотворение "Можжевеловый куст":

    Я увидел во сне можжевеловый куст,
   Я услышал вдали металлический хруст,
   Аметистовых ягод услышал я звон,
   И во сне, в тишине, мне понравился он.

   Я почуял сквозь сон лёгкий запах смолы.
   Отогнув невысокие эти стволы,
   Я заметил во мраке древесных ветвей
   Чуть живое подобье улыбки твоей.

   Можжевеловый куст, можжевеловый куст,
   Остывающий лепет изменчивых уст,
   Лёгкий лепет, едва отдающий смолой,
   Проколовший меня смертоносной иглой!
 
   В золотых небесах за окошком моим
   Облака проплывают одно за другим,
   Облетевший мой садик безжизнен и пуст...
   Да простит тебя Бог, можжевеловый куст!

Трагедия любви соединила его с человеческой жизнью, вернула поэзии его человеческое (лирическое) "я". Оказавшись без брони иронии, без нелепых донкихотских  зоо-ботанических доспехов, он предстал живым и ранимым человеком. Душа, уязвлённая "смертоносной иглой", уже не может пребывать в прежнем состоянии. Для неё наступает момент высшей истины. После смерти поэта на его письменном столе остался лежать едва начатый чистый лист бумаги с наброском плана новой поэмы:

    1. Пастухи, животные, ангелы.
    2.

Второй пункт поэт не успел заполнить. Как сказано в трогательно деликатных воспоминаниях сына поэта  Никиты Заболоцкого: "Хочется думать, что не случайно провидение остановило его руку после последнего, умиротворяющего слова - "ангелы"...

 Картинки по запросу геннадий красников
Материалы заочного круглого стола: «Николай Заболоцкий – жизнь и поэзия» на сайте "Российский писатель"

7 мая (по новому стилю) исполнится 115 лет со дня рождения Николая Алексеевича Заболоцкого. Дата не очень круглая и наверняка пройдёт почти незамеченной.  Один из крупнейших поэтов ХХ века, бесстрашный открыватель глубин человеческой души, поэт мысли, новатор и классик одновременно, сегодня редко вспоминаем обществом, порабощённым массовой культурой. Остаётся лишь слабая надежда на то, что морок этот когда-нибудь да минует. Вот и Андрей Битов о том же: «Баратынский стал крупнейшим поэтом девятнадцатого века в двадцатом, Заболоцкий станет крупнейшим поэтом двадцатого века в двадцать первом». Дай-то Бог… 

Совсем недавно в серии «Жизнь замечательных людей» вышла биография Николая Заболоцкого, написанная поэтом Валерием Михайловым.  Добросовестный и глубокий труд, позволяющий заново оценить жизнь и творчество русского  незаурядного человека. Уже первой своей книгой «Столбцы» Заболоцкий навсегда утвердил своё имя в русской поэзии. И она же подверглась жесточайшей критике, скорее даже травле, в результате которой поэт получил ярлык «отщепенца-индивидуалиста». При этом даже самые яростные его критики не ставили под сомнение удивительный талант поэта, индивидуальность и неподражаемость его поэтического голоса. Он любил предметность, фактурность, цвет. Недаром увлекался живописью Павла Филонова, старых фламандцев, Питера Брейгеля.

Многое сумела вместить его жизнь. И дружбу с обэриутами,  и фактический запрет на публикации и издание стихов, и восемь лет заключения в ГУЛАГе по облыжному обвинению, и преданность и измену любимой женщины. Чего стоило ему преодолеть всё это, знает только он сам. А мы знаем и помним десятки его лирических шедевров, переложение на язык современной поэзии «Слова о полку Игореве», непревзойденный перевод «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели и многое другое.

На самом склоне жизни пришла к Заболоцкому если не слава, то широкая читательская известность.  Цикл лирических стихов «Последняя любовь», опубликованный за год до смерти поэта, в 1957 году и по сей день считается одним из самых щемящих и мучительных в русской поэзии. А его философская лирика не уступает шедеврам Тютчева и Боратынского.

Виктор КИРЮШИН,
Председатель Совета по поэзии СП России